Геймбой
T
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.4,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Главный редактор ЧТИВА Сергей Минаев встретился с теннисистом Александром Бубликом, чтобы выяснить, как простой парень из Гатчины стал одним из самых заметных спортсменов мира — и чего ему это стоило.
ТЕКСТ: Сергей Минаев
ФОТО: Саша Мадемуазель
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.5,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Сергей Минаев: Ты часто даешь интервью западным СМИ?
Александр Бублик: Стараюсь как можно реже. За исключением тех случаев, когда мне надо просто кивать головой и говорить что-то вроде: «Да, соперник был прекрасен, и я тоже неплох». Недавно разговаривал, по-моему, с New York Times.
Почему все спортивные интервью (и в теннисе, и в футболе, и в каждом виде спорта) такие? «Как вы сегодня сыграли?», «Как вы можете оценить соперника?», «Каковы ваши творческие планы?». Почему всегда такая туфта неинтересная?
Потому что зачастую мы не хотим раскрываться вам, журналистам. А журналисты зачастую просто ничего не знают. Им выдали материал, они пришли, тупо спросили, ушли. То есть никому ничего не интересно по большому счету.
То есть все это превратилось в обязательный ритуал? Я задал тебе пять банальных вопросов, ты пять раз банально ответил, мы пожали друг другу руки и разошлись.
Бывает, нам говорят, когда мы идем на пресс-конференцию: «Там будет один сумасшедший журналист, он может спросить какую-нибудь гадость. В этот момент дайте нам знак, мы вас уведем». Я обычно говорю: «Нет, я отвечу». Я никогда не ухожу от ответов, стараюсь отвечать. Но в основном это такие вопросы... Ты отыграл матч, вышел в четвертьфинал или в полуфинал, а тебя спрашивают: «Что вы скажете о движении #МеТоо?» Что тебе отвечать? Ты же не хочешь, наверное, говорить на эту тему?
Почему ты должен что-то об этом говорить? Ты политический активист?
Они просто спрашивают, им все равно.
Александр Бублик не только знаменитый теннисист и амбассадор проекта First&Red, но и ведущий подкаста «Чай с Бубликом». Первым гостем проекта был финалист Уимблдона 2022 Ник Кирьос, а недавно в студию к Александру — с ответным визитом после этого интервью — заглянул и главный редактор журнала ЧТИВО Сергей Минаев.
выпуск появится здесь 3 октября
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":-3}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.5,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Тебя не спрашивают, тебе озвучивают текущие хештеги.
Примерно так.
Сегодня #МеТоо, завтра какое-нибудь глобальное потепление. Ты сказал сейчас, что вы не открываетесь во время интервью. Я смотрел твое интервью с Витей Кравченко, у меня создалось впечатление, что ты довольно эмоционален и открыт. То есть ты по жизни человек позитивный.
Очень! Когда Витя предложил мне его сделать, мы были на отдыхе с женой. И я сказал: «Я хочу, чтобы люди узнали меня, чтобы они поняли, что за мной стоит. Что они видят? Матерные тирады, сломанные ракетки и периодически — выигранные турниры».
Абсолютно так.
Мне было обидно! Я сидел, думал — ну как так-то? Сидел, готовился. Впервые в жизни. И я был очень доволен этим интервью. Потому что я смог людям рассказать о том, что скрывается за тем Сашей, которого они видят на корте и делают выводы, хотя это же корт, это эмоции.
Мы не можем пройти мимо этой истории с твоими эмоциями. Насколько я могу судить, не было какой-то волны хейта в связи с тем, как ты ведешь себя на корте. Или была?
Нет. В Европе бывало, когда они переводили мои русские тирады на английский. Переводы звучали крайне противно, и в них не было смысла, не было души. Я-то вкладываю душу.
В моем понимании мы, зрители, смотрим за игрой. Неважно, актера, иллюзиониста, футболиста или теннисиста. Для нас это, в принципе, спектакль. Я пришел посмотреть и получить эмоцию. С моей точки зрения интереснее смотреть за живым человеком, чем за роботом, который просто бьет слева, бьет справа, слева-справа. Я думаю, что это, наоборот, надо ценить и пестовать. Я не говорю, конечно, что каждый должен начать матом ругаться.
Ну видите, так и получилось. Мне все с самого детства твердили: «Не показывай эмоции». Я такой же продукт нашей школы. Мой отец был тренером, говорил «нельзя это, нельзя то».
Твой отец был теннисистом?
Нет, никогда.
А как же он был твоим тренером?
Любитель тенниса, который поверил в иллюзию.
В иллюзию?
Ну как может мальчик из хрущевки в Гатчине, с родителями из рабочего класса, грубо говоря, трудящимися, стать теннисистом мирового уровня?
Но ты же стал.
Я благодарен жизни за это. Это случайность, стечение обстоятельств. Наверное, это сильная эмоция. Я настолько грезил тем, что хочу стать теннисистом! Помню, мне было лет 12–13. Мы сидели в Гатчине в нашей квартире. По телевизору какой-то шаман рассказывал о каких-то практиках — в общем, о том, что наши линии на руках и длина пальцев определяют путь человека. Что-то такое: если у тебя какой-то палец длиннее другого, то ты будешь успешен в своем деле. Так мы верили! Настолько сильно мы этого хотели!
Всей семьей?
Да. Мама очень сильно верила в меня, отец в меня верил. Это были какие-то мечты. Я засыпал и просыпался с одной мыслью.
Лет в 16–17 меня спрашивали: «Что ты будешь делать, когда не заиграешь?» Обычно так вопрос ставится. Я говорю: «Я заиграю!» Понятно, надо мной смеялись. Но я не сомневался. С этого все начинается. Главное — верить и не сомневаться. Не давать никакому мудаку выговорить тебя из этой мысли. Вот ни одному мудаку нельзя дать возможности доказать тебе, что ты не прав.
Как твой отец, который был теннисист-любитель, начал тебя тренировать? Как он разглядел в тебе потенциал? Он же в этом не разбирался.
Мы сидели, и отец, условно, говорил: «Если ты будешь играть туда-то или туда-то, ты выиграешь матч. Если будешь выигрывать матч — ты выиграешь турнир». И так далее. Всё. Если упрощать, он говорил, что в теории можно обыграть любого. Это факт.
Как ты дальше начал развиваться?
Я говорю, удача и стечение обстоятельств. Жизнь так распорядилась. Видимо, так должно было случиться, потому что, оглядываясь назад... Я очень, так скажем, с трепетом отношусь к беседам с детьми и юниорами. Я стараюсь с ними особо не разговаривать, потому что тот путь, который прошел я, он очень опасный. Меня спрашивают: «Саша, что ты делал для того, чтобы стать теннисистом?» А у меня нет ответа. Я тренировался не больше и не меньше, чем другие. В меня не вкладывали деньги фармакологи, чтобы я рос и развивался быстрее остальных. В меня никто не вкладывал денег, кроме родителей, которые работали.
Как-то так сложилось, что я видел какие-то вещи, которые не видит никто на корте. Потом я начал понимать, что вроде неплох. Но при этом даже в этот момент (я был 200–300-й в мире) я думал: «Да это ж фигня какая-то! Надо выше!» А как выше-то?
Я сидел на турнире в Италии, играл квалификацию. Это был турнир категории Challenger 80. Ну, это почти дно. Challenger 75 — это последний, дальше уже Futures. А во Futures даже вы можете поехать сыграть, без проблем. Challenger 80 — это чуть выше уровня любителя.
И вот я сижу, смотрю, как играет парень, типа 130-й в мире. Мне лет 17–18. Я разговариваю со старшими товарищами — им по 25. Я говорю: «Пацаны, он же здесь справа не очень играет, и вот здесь он недорабатывает». Они на меня посмотрели: «Ты типа в себе? Этот тип 130-й в мире, ты вообще кто?» Я отвечаю: «Да я-то никто, но видно же, что он не будет играть хорошо». Тогда мне сказали: «Да нет, это невозможно, ты никогда таким не станешь!»
Знаете, как в кино. Я посмеялся. Да ну в задницу, конечно стану! И через год я уже стоял в сотне. То есть примерно на таком вайбе, без сомнений и лишних мыслей. Я просто верил. И вот так, шаг за шагом, туда шел.
По поводу профессионального спорта. Спортсмены, в моем понимании, на уровне 90-х, а может быть, и раньше, перешагнули черту. То есть перестали быть атлетами. Они стали во многом шоуменами. В твоей жизни это большой объем занимает? Эти интервью, ведение соцсетей.
Нет, я стараюсь от этого отгородиться. Мне это не близко, я воспринимаю это как работу.
Спортсмен должен быть селебрити?
Ты можешь быть великолепным спортсменом, но вообще не быть селебрити. Особенно в теннисе. Я не знаю про другие виды спорта, насколько там важна популярность, чтобы, например, играть в хорошей команде или на хорошей позиции. Но в теннисе это необязательно.
Ты можешь быть абсолютно никому не нужным, тихим, спокойным, лысеньким и спокойно играть, зарабатывать деньги, быть топом. В то же время можешь быть большим в медийном пространстве, при этом как игрок ничего собой не представлять.
Я приведу тебе пример из другого вида спорта — из баскетбола. Безусловно, были великие баскетболисты в разные времена. Ларри Берд, Карим Абдул-Джаббар. Но вот поколение Дениса Родмана, Майкла Джордана перевернуло этот порядок, они стали селебрити. Начали сниматься в кино, в видеоклипах, начали позировать, встречаться с красивыми женщинами. Они стали натуральными звездами. И ведь в теннисе было много выдающихся спортсменов. Мне на ум сразу приходит Андре Агасси. Когда я впервые его увидел, я понял, что это совершенно другой чувак.
Да. Но при этом он был хорошим теннисистом. Это самое важное. Есть пример. Ник Кирьос. Какой-то отрезок своей карьеры он играл хорошо. Потом начал скандалить с судьями, показывать всем задницу. Начал рекламировать разные платформы нехорошие. И всё. Стал селебом, но перестал быть игроком. То есть в раздевалке мы относимся к ним как к персонажам, не как к спортсменам.
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":-553,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":220}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":1.4,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":-553,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":173}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":1.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":4,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":6,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":0.45,"scaleY":0.45,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":5,"properties":{"duration":1.4,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":-553,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":-267}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.9,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":4,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":6,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":0.45,"scaleY":0.45,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":5,"properties":{"duration":1.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":4,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":6,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":0.45,"scaleY":0.45,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":5,"properties":{"duration":0.9,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Я задам тебе вопрос абсолютно дилетантский, но очень точный с точки зрения обывателя. Какая у тебя сейчас позиция в рейтинге?
Сейчас я 25-й.
На твой взгляд, у тебя есть потенциал быть пятым?
Да.
Третьим?
Наверное, да.
Что тебе для этого нужно сделать?
Поменять свою жизнь.
Насколько?
На 80 % от того, что есть сейчас. Почти перевернуть.
Ты не хочешь этого делать?
Нет.
У меня вопрос очень бытовой и личный. Мне всегда казалось, что в спорте есть только одно место — первое. Можно быть в тройке. Давай так. Топ состоит из пяти игроков, и вы, спортсмены, люди суперамбициозные. Это правильно — амбиции двигают людьми. Но в то же время ты говоришь (и мне это очень импонирует): «Я не хочу превращаться в робота, я не буду убивать свою жизнь на то, чтобы попасть в топ-5». Но это тоже серьезный выбор!
Он естественно ко мне пришел. Как-то я не делал этот выбор.
Тебе же никто не говорил: «Слушай, Бублик, зачем ты про***бываешь свое время, тренируйся, и завтра будешь пятым!»
В этом и прелесть, что мне никто так сказать не может. Есть люди, которые пытались, но это очень быстро обрубается. Всегда есть встречный вопрос: «Кто ты такой, чтобы мне это говорить?» Ты кто, ты умеешь играть в теннис? Нет. Ну и иди на***. А я буду играть.
Для меня это игра. Глобально — всего лишь игра. Мы просто зарабатываем деньги. Очень короткий срок. Кто-то больше, кто-то меньше. И какие-то мудаки должны говорить мне, что делать?
Безусловно, движение должно быть. Когда я говорю «я хочу стоять 20-м или 30-м всю жизнь» — это очень тяжело, потому что всегда будет падение или подъем. И нужно оставаться в этом диапазоне рейтинга, потому что это хорошие деньги, хорошие контракты и, в принципе, очень хорошая жизнь.
Есть люди, к которым я могу прислушаться. Есть в моей жизни люди, которые сыграли роль в том, чтобы я состоялся, как спортсмен. И этих людей я уважаю и могу выслушать.
Какой день был для тебя суперзначимым? Какая строчка в рейтинге? Ты попал на эту строчку, узнал об этом или посчитал уже и сказал себе: «Я состоялся»?
Это, кстати, очень классный вопрос. У меня всегда была эта цифра. Получается, в топ-20 я впервые вошел в прошлом году, в мае. До этого уже лет шесть был в топ-50. Почему-то (может быть, с детства) у меня была такая установка: «Пока ты не состоишь в топ-20, ты не теннисист». Ну так, поигрываешь в теннис, зарабатываешь бабки.
Помню, тренер спрашивает: «Что ты хочешь?» Я не могу сказать, что я амбициозный человек, но я достаточно упертый. Если я чего-то сильно захотел, я буду делать, буду стараться, не буду бухать или прое***ваться. Я достаточно дисциплинированный. Я говорю: «Артём, если я в топ-20 войду, я скажу тебе о том, что я красава, я заиграл». До этого мне казалось, что я как бы обыватель в теннисе. И вот я пошел в двадцатку. Я обещал, что, если получится, куплю себе Ferrari. Хотя уже давно мог ее себе позволить, я не покупал из принципа. Потом задним числом, на турнире я ее онлайн покупал.
Прям на турнире?
Да, сидя в раздевалке, я заказывал себе Ferrari. Я ее уже продал, потому что оказалось, что она мне просто не нужна. Мне она не принесла никакого удовольствия.
На самом деле, после того как я сказал себе, что я молодец, пошел адский спад. С июня прошлого года по май я выиграл, по-моему, девять матчей, хотя не бросил тренироваться. Я, наоборот, хотел большего.
Что произошло? Ты расслабился?
Наоборот. Я очень захотел и сказал: «Я буду!» Что нужно делать? Не бухать? Окей. Не кайфовать? Окей. Жить в этом отеле? Буду! Есть это? Буду! В итоге сложилось так, что я все делал, а в теннис-то не играл. И потом, когда я стал 86-м, я хотел заканчивать. Вернее, брать паузу на три месяца после Уимблдона.
Но я дал тренеру обещание в феврале, после одного из тяжелых матчей, когда я опять проиграл. Я ему позвонил и сказал, что все на хрен брошу, буду сидеть дома и пить вино на Крестовском острове. Что мне уже, в принципе, ничего не надо. Он мне сказал: «Дай мне слово, что до Уимблдона ты будешь играть, тренироваться и отдаваться по максимуму на каждом матче. Если у тебя ничего не получится, я сам сложу руки, и больше мы к этой теме не вернемся». Я дал ему слово, и в итоге сложилось, как сложилось.
Ты говоришь «играть», а чаще всего во время матчей от комментаторов, от игроков я слышу слово «работать». Вот где эта грань?
У теннисистов есть стойкое ощущение, что, если мы проиграем матч, мы умрем. Ну, в фигуральном смысле. На нас очень сильно давит поражение, на очень многих теннисистов. Я не такой. Я очень благодарен жизни. Но это психологическая особенность. Я не боюсь проиграть. Знаете, есть люди, которые ненавидят проигрывать. Я готов проигрывать. Для меня проигрыш — это путь к обучению. Я не переживаю из-за этого.
Ты такие вещи говоришь, из буддизма. Такое впечатление, что ты сидишь на 360-й ступени в буддийском монастыре.
И бубню. В основном, когда ты видишь этих разбитых, уничтоженных людей после поражения на турнире АТР-250, которые ревут в полотенце, ты понимаешь, что это какая-то фигня нездоровая. Это ненормально. Ты проиграл матч, у тебя впереди в этом году еще минимум 50 матчей. Ну окей, проиграл. Следующий выиграешь. Ты выигрываешь от силы 50 % матчей (средний игрок топ-20 выигрывает, если что). Речь идет о том, что ты проигрываешь каждую неделю. Мне очень повезло, наверное, с психикой, что я не боюсь проигрывать. В детстве я ненавидел проигрывать. Я бился в истериках, когда проигрывал в настольные игры, в карты. А потом это ушло. Если так сложилось, я могу сказать: «Окей, укажите мне на ошибки».
И в теннисе бывает, что ты играешь очень хорошо. Может быть, показываешь свой лучший теннис, и все равно проигрываешь — потому что не повезло. Бывает, мяч перевалился через трос, бывает, судья ошибся. В эти моменты бывала адская паника, когда я начинал ломать ракетки, потому что ты чувствуешь несправедливость жизни. Кажется, что теннис — это 50 % ты, 50 % — соперник. Но зачастую это 40 на 40, 30 на 30, остальное — фортуна.
У тебя были моменты, когда ты хотел завязать, сказал: «Всё, ненавижу этот е***ный теннис»?
Искренне?
Искренне.
В этом году. Было очень тяжело. Я боролся с жизнью, боролся с фортуной. Я не могу лучше.
То есть тебе тупо не везло?
Есть видео, где я визжу, что сколько можно принимать ободами в крест? Почему со мной? Я подаю, на спидометре 236 км/ч, человек цепляет ободом, свеча в заднюю линию, миллиметр в корт, я ошибаюсь — и все, меня перекрыло!
Как ты отходишь от этого? Есть кому позвонить в этот момент?
Я не выношу. Только семье. Только жене, только Артёму.
Что тебе говорит жена?
Если что, говорит, у тебя есть мы.
Сколько вы знакомы?
Восемь лет скоро будет.
Расскажи мне про своих друзей. Сколько у тебя таких, кто много лет с тобой? Из детства, например, из школы?
У меня всю жизнь один друг — Никита. С теннисного корта, с 10 лет. Крестная моего сына — Оля, тоже с теннисного корта, лет с десяти. И тренер Артём, с 14 лет. Всё.
Расскажи мне про Артёма.
Он мой друг изначально. Потом стал моим тренером.
Как он научился играть?
Он был профессиональным спортсменом с неудавшейся карьерой, который быстро понял, что лучше быть хорошим тренером, чем плохим игроком.
Я пытаюсь понять. Если ты играешь хуже, чем Бублик, как ты можешь тренировать Бублика?
Мистика тенниса. Лучший тренер в свое время был венерологом. Есть люди, которые никогда не держали ракетку, а понимают.
Как?
Вот так. Много таких примеров. Нужно понять природу тенниса.
В чем она? Это больше голова или больше ноги?
Теннис тяжел тем, что нужно уметь все. В основном это голова. Если в голове насрано, ты хоть как бей по мячу. Все умеют бить, все бьют примерно одинаково — что я, что 300-й в мире. Но у нас разница колоссальная, она будет видна невооруженным глазом.
Ты мне рассказал про строчку в рейтинге. Ты помнишь свой первый большой гонорар?
Да, наверное. Самый первый «Большой шлем». Я приехал в Австралию, прошел квалификацию, круг. Получил, по-моему, сто тысяч долларов.
Что ты с ними сделал?
Я всегда любил часы. Пошел, купил себе часы. Остальное прогулял, наверное.
Какой у тебя был самый большой гонорар на сегодняшний день?
На руки, после налогов, 480 тысяч евро, наверное. Что-то в этом роде.
На что ты сейчас деньги тратишь? Кроме часов.
Я уже не трачу деньги на часы почти.
Переболел?
Я купил всё, что когда-либо хотел. Все продал и оставил только то, что мне нравится. Я ушел в какой-то винтаж. Ищу старые референсы «Патека», «Адемара», я коллекционирую F.P.Journe. По такому пути пошел.
Как парень из Гатчины разбирается в антикварных часах? Ты понимаешь, что за этим должен быть другой образ жизни? Как ты к этому пришел?
Я не задумываюсь об этих вещах. Просто было интересно. Потом что-то где-то услышал. Сегодня вы что-то рассказали. Я это запомню. Я очень хорошо слушаю. Я все запомню, потом проанализирую. Кто-то где-то мне что-то рассказал. Мне стало интересно, я пошел читать — все-таки интернет есть.
А так — я трачу деньги на жизнь. Я считаю, что материальные какие-то вещи... Машина, квартира — ладно, это базовые вещи. Но часы, украшения не приносят никакого счастья. Мне приносит удовольствие сама жизнь. Мои финансы позволяют мне жить, поддерживать такой стандарт жизни, который устраивает меня и мою семью. Часть денег уходит на это. Остальное куда-то инвестирую. Во что-то вписываюсь, во что-то нет.
Ты инвестируешь?
Ну, у меня выбора нет. Я все-таки не вечно буду играть.
Ты сотрудничаешь с брендом First & Red. Как это устроено?
Это не классическое маркетинговое партнерство, где бренд платит за размещение. Скорее, мы хотим создавать какие-то проекты вместе. Так, например, появился подкаст «Чай с Бубликом», куда мы зовем не столько спортсменов, сколько героев, которые интересны прежде всего мне самому. А мне интересно разговаривать с разными людьми. Или другой проект — мы вместе строим корт в Петербурге, на котором, я надеюсь, я скоро смогу сыграть с любым желающим.
Зачем тебе это?
В первую очередь, это дает возможность более тесно контактировать с аудиторией из СНГ. В частности, из России и Казахстана, что для меня важно.
В августе, например, мы проводили в Москве встречу, и откликнулось больше тысячи желающих. И без бренда, наверное, я бы никогда не попробовал себя в качестве ведущего подкаста. А сейчас я понял, что мне это действительно интересно.
Ты никогда не задумывался о том, где бы ты хотел себя видеть лет в сорок?
Дома на диване очень хотел бы.
Где твой дом будет в этот момент?
Я думаю, что в Петербурге. Все-таки я хочу дать ребенку наше образование. Хочу, чтобы он учился в России, в этой культуре, среди этих людей.
Получается, ему сейчас три года. У нас есть еще четыре года, чтобы пожить в Монако. Потому что, когда он пойдет в школу, я буду больше привязан к месту. Соответственно, я буду потихоньку уходить в закат, потому что я все-таки не готов пропускать ни важные праздники, ни открытые уроки. Для меня это гораздо важнее, нежели поехать заработать денег и потешить свое эго каким-то турниром.
Ты думал о том, как хотел бы завершить свою карьеру?
Я хочу закончить в Петербурге. Я бы хотел отыграть какой-то профессиональный турнир и понять, что он последний.
А потом сыграть две выставки. Может быть, три. Нет, наверное, две — в Астане и Петербурге. В зависимости от того, насколько я буду к тому моменту масштабным — может быть, и в Москве.
Но, наверное, мой финальный теннисный матч я бы хотел провести в Петербурге, при родных трибунах, при родных людях и, надеюсь, при полной посадке. А в конце включить песню Фрэнка Синатры My Way, разреветься и уйти с корта.
АРТ-ДИРЕКТОР: Виктория Морозовская
СТИЛИСТ: Юлия Бегунова
ГАФЕР: Александр Смирнов
АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: Александра Скопина
СЕТ-ДИЗАЙН: Анна Кашутина
ВИЗАЖИСТ: Яна Коптякова
Продюсер: Дарья Безусая
ГЕЙМБОЙ
T
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.4,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
ТЕКСТ: Сергей Минаев
ФОТО: Саша Мадемуазель
Главный редактор ЧТИВА Сергей Минаев встретился с теннисистом Александром Бубликом, чтобы выяснить, как простой парень из Гатчины стал одним из самых заметных спортсменов мира — и чего ему это стоило.
Сергей Минаев: Ты часто даешь интервью западным СМИ?
Александр Бублик: Стараюсь как можно реже. За исключением тех случаев, когда мне надо просто кивать головой и говорить что-то вроде: «Да, соперник был прекрасен, и я тоже неплох». Недавно разговаривал, по-моему, с New York Times.
Почему все спортивные интервью (и в теннисе, и в футболе, и в каждом виде спорта) такие? «Как вы сегодня сыграли?», «Как вы можете оценить соперника?», «Каковы ваши творческие планы?». Почему всегда такая туфта неинтересная?
Потому что зачастую мы не хотим раскрываться вам, журналистам. А журналисты зачастую просто ничего не знают. Им выдали материал, они пришли, тупо спросили, ушли. То есть никому ничего не интересно по большому счету.
То есть все это превратилось в обязательный ритуал? Я задал тебе пять банальных вопросов, ты пять раз банально ответил, мы пожали друг другу руки и разошлись.
Бывает, нам говорят, когда мы идем на пресс-конференцию: «Там будет один сумасшедший журналист, он может спросить какую-нибудь гадость. В этот момент дайте нам знак, мы вас уведем». Я обычно говорю: «Нет, я отвечу». Я никогда не ухожу от ответов, стараюсь отвечать. Но в основном это такие вопросы... Ты отыграл матч, вышел в четвертьфинал или в полуфинал, а тебя спрашивают: «Что вы скажете о движении #МеТоо?» Что тебе отвечать? Ты же не хочешь, наверное, говорить на эту тему?
Почему ты должен что-то об этом говорить? Ты политический активист?
Они просто спрашивают, им все равно.
Александр Бублик не только знаменитый теннисист и амбассадор проекта First&Red, но и ведущий подкаста «Чай с Бубликом». Первым гостем проекта был финалист Уимблдона 2022 Ник Кирьос, а недавно в студию к Александру — с ответным визитом после этого интервью — заглянул и главный редактор журнала ЧТИВО Сергей Минаев.
выпуск появится здесь 3 октября
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":-3}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.5,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Тебя не спрашивают, тебе озвучивают текущие хештеги.
Примерно так.
Сегодня #МеТоо, завтра какое-нибудь глобальное потепление. Ты сказал сейчас, что вы не открываетесь во время интервью. Я смотрел твое интервью с Витей Кравченко, у меня создалось впечатление, что ты довольно эмоционален и открыт. То есть ты по жизни человек позитивный.
Очень! Когда Витя предложил мне его сделать, мы были на отдыхе с женой. И я сказал: «Я хочу, чтобы люди узнали меня, чтобы они поняли, что за мной стоит. Что они видят? Матерные тирады, сломанные ракетки и периодически — выигранные турниры».
Абсолютно так.
Мне было обидно! Я сидел, думал — ну как так-то? Сидел, готовился. Впервые в жизни. И я был очень доволен этим интервью. Потому что я смог людям рассказать о том, что скрывается за тем Сашей, которого они видят на корте и делают выводы, хотя это же корт, это эмоции.
Мы не можем пройти мимо этой истории с твоими эмоциями. Насколько я могу судить, не было какой-то волны хейта в связи с тем, как ты ведешь себя на корте. Или была?
Нет. В Европе бывало, когда они переводили мои русские тирады на английский. Переводы звучали крайне противно, и в них не было смысла, не было души. Я-то вкладываю душу.
В моем понимании мы, зрители, смотрим за игрой. Неважно, актера, иллюзиониста, футболиста или теннисиста. Для нас это, в принципе, спектакль. Я пришел посмотреть и получить эмоцию. С моей точки зрения интереснее смотреть за живым человеком, чем за роботом, который просто бьет слева, бьет справа, слева-справа. Я думаю, что это, наоборот, надо ценить и пестовать. Я не говорю, конечно, что каждый должен начать матом ругаться.
Ну видите, так и получилось. Мне все с самого детства твердили: «Не показывай эмоции». Я такой же продукт нашей школы. Мой отец был тренером, говорил «нельзя это, нельзя то».
Твой отец был теннисистом?
Нет, никогда.
А как же он был твоим тренером?
Любитель тенниса, который поверил в иллюзию.
В иллюзию?
Ну как может мальчик из хрущевки в Гатчине, с родителями из рабочего класса, грубо говоря, трудящимися, стать теннисистом мирового уровня?
Но ты же стал.
Я благодарен жизни за это. Это случайность, стечение обстоятельств. Наверное, это сильная эмоция. Я настолько грезил тем, что хочу стать теннисистом! Помню, мне было лет 12–13. Мы сидели в Гатчине в нашей квартире. По телевизору какой-то шаман рассказывал о каких-то практиках — в общем, о том, что наши линии на руках и длина пальцев определяют путь человека. Что-то такое: если у тебя какой-то палец длиннее другого, то ты будешь успешен в своем деле. Так мы верили! Настолько сильно мы этого хотели!
Всей семьей?
Да. Мама очень сильно верила в меня, отец в меня верил. Это были какие-то мечты. Я засыпал и просыпался с одной мыслью.
Лет в 16–17 меня спрашивали: «Что ты будешь делать, когда не заиграешь?» Обычно так вопрос ставится. Я говорю: «Я заиграю!» Понятно, надо мной смеялись. Но я не сомневался. С этого все начинается. Главное — верить и не сомневаться. Не давать никакому мудаку выговорить тебя из этой мысли. Вот ни одному мудаку нельзя дать возможности доказать тебе, что ты не прав.
Как твой отец, который был теннисист-любитель, начал тебя тренировать? Как он разглядел в тебе потенциал? Он же в этом не разбирался.
Мы сидели, и отец, условно, говорил: «Если ты будешь играть туда-то или туда-то, ты выиграешь матч. Если будешь выигрывать матч — ты выиграешь турнир». И так далее. Всё. Если упрощать, он говорил, что в теории можно обыграть любого. Это факт.
Как ты дальше начал развиваться?
Я говорю, удача и стечение обстоятельств. Жизнь так распорядилась. Видимо, так должно было случиться, потому что, оглядываясь назад... Я очень, так скажем, с трепетом отношусь к беседам с детьми и юниорами. Я стараюсь с ними особо не разговаривать, потому что тот путь, который прошел я, он очень опасный. Меня спрашивают: «Саша, что ты делал для того, чтобы стать теннисистом?» А у меня нет ответа. Я тренировался не больше и не меньше, чем другие. В меня не вкладывали деньги фармакологи, чтобы я рос и развивался быстрее остальных. В меня никто не вкладывал денег, кроме родителей, которые работали.
Как-то так сложилось, что я видел какие-то вещи, которые не видит никто на корте. Потом я начал понимать, что вроде неплох. Но при этом даже в этот момент (я был 200–300-й в мире) я думал: «Да это ж фигня какая-то! Надо выше!» А как выше-то?
Я сидел на турнире в Италии, играл квалификацию. Это был турнир категории Challenger 80. Ну, это почти дно. Challenger 75 — это последний, дальше уже Futures. А во Futures даже вы можете поехать сыграть, без проблем. Challenger 80 — это чуть выше уровня любителя.
И вот я сижу, смотрю, как играет парень, типа 130-й в мире. Мне лет 17–18. Я разговариваю со старшими товарищами — им по 25. Я говорю: «Пацаны, он же здесь справа не очень играет, и вот здесь он недорабатывает». Они на меня посмотрели: «Ты типа в себе? Этот тип 130-й в мире, ты вообще кто?» Я отвечаю: «Да я-то никто, но видно же, что он не будет играть хорошо». Тогда мне сказали: «Да нет, это невозможно, ты никогда таким не станешь!»
Знаете, как в кино. Я посмеялся. Да ну в задницу, конечно стану! И через год я уже стоял в сотне. То есть примерно на таком вайбе, без сомнений и лишних мыслей. Я просто верил. И вот так, шаг за шагом, туда шел.
По поводу профессионального спорта. Спортсмены, в моем понимании, на уровне 90-х, а может быть, и раньше, перешагнули черту. То есть перестали быть атлетами. Они стали во многом шоуменами. В твоей жизни это большой объем занимает? Эти интервью, ведение соцсетей.
Нет, я стараюсь от этого отгородиться. Мне это не близко, я воспринимаю это как работу.
Спортсмен должен быть селебрити?
Ты можешь быть великолепным спортсменом, но вообще не быть селебрити. Особенно в теннисе. Я не знаю про другие виды спорта, насколько там важна популярность, чтобы, например, играть в хорошей команде или на хорошей позиции. Но в теннисе это необязательно.
Ты можешь быть абсолютно никому не нужным, тихим, спокойным, лысеньким и спокойно играть, зарабатывать деньги, быть топом. В то же время можешь быть большим в медийном пространстве, при этом как игрок ничего собой не представлять.
Я приведу тебе пример из другого вида спорта — из баскетбола. Безусловно, были великие баскетболисты в разные времена. Ларри Берд, Карим Абдул-Джаббар. Но вот поколение Дениса Родмана, Майкла Джордана перевернуло этот порядок, они стали селебрити. Начали сниматься в кино, в видеоклипах, начали позировать, встречаться с красивыми женщинами. Они стали натуральными звездами. И ведь в теннисе было много выдающихся спортсменов. Мне на ум сразу приходит Андре Агасси. Когда я впервые его увидел, я понял, что это совершенно другой чувак.
Да. Но при этом он был хорошим теннисистом. Это самое важное. Есть пример. Ник Кирьос. Какой-то отрезок своей карьеры он играл хорошо. Потом начал скандалить с судьями, показывать всем задницу. Начал рекламировать разные платформы нехорошие. И всё. Стал селебом, но перестал быть игроком. То есть в раздевалке мы относимся к ним как к персонажам, не как к спортсменам.
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":-203,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":173}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.8,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":-125,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":-267}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.6,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":4,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":6,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":0.45,"scaleY":0.45,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":5,"properties":{"duration":0.8,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
{"points":[{"id":4,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":6,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":0.45,"scaleY":0.45,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":5,"properties":{"duration":0.6,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power2.easeOut","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
Я задам тебе вопрос абсолютно дилетантский, но очень точный с точки зрения обывателя. Какая у тебя сейчас позиция в рейтинге?
Сейчас я 25-й.
На твой взгляд, у тебя есть потенциал быть пятым?
Да.
Третьим?
Наверное, да.
Что тебе для этого нужно сделать?
Поменять свою жизнь.
Насколько?
На 80 % от того, что есть сейчас. Почти перевернуть.
Ты не хочешь этого делать?
Нет.
У меня вопрос очень бытовой и личный. Мне всегда казалось, что в спорте есть только одно место — первое. Можно быть в тройке. Давай так. Топ состоит из пяти игроков, и вы, спортсмены, люди суперамбициозные. Это правильно — амбиции двигают людьми. Но в то же время ты говоришь (и мне это очень импонирует): «Я не хочу превращаться в робота, я не буду убивать свою жизнь на то, чтобы попасть в топ-5». Но это тоже серьезный выбор!
Он естественно ко мне пришел. Как-то я не делал этот выбор.
Тебе же никто не говорил: «Слушай, Бублик, зачем ты про***бываешь свое время, тренируйся, и завтра будешь пятым!»
В этом и прелесть, что мне никто так сказать не может. Есть люди, которые пытались, но это очень быстро обрубается. Всегда есть встречный вопрос: «Кто ты такой, чтобы мне это говорить?» Ты кто, ты умеешь играть в теннис? Нет. Ну и иди на***. А я буду играть.
Для меня это игра. Глобально — всего лишь игра. Мы просто зарабатываем деньги. Очень короткий срок. Кто-то больше, кто-то меньше. И какие-то мудаки должны говорить мне, что делать?
Безусловно, движение должно быть. Когда я говорю «я хочу стоять 20-м или 30-м всю жизнь» — это очень тяжело, потому что всегда будет падение или подъем. И нужно оставаться в этом диапазоне рейтинга, потому что это хорошие деньги, хорошие контракты и, в принципе, очень хорошая жизнь.
Есть люди, к которым я могу прислушаться. Есть в моей жизни люди, которые сыграли роль в том, чтобы я состоялся, как спортсмен. И этих людей я уважаю и могу выслушать.
Какой день был для тебя суперзначимым? Какая строчка в рейтинге? Ты попал на эту строчку, узнал об этом или посчитал уже и сказал себе: «Я состоялся»?
Это, кстати, очень классный вопрос. У меня всегда была эта цифра. Получается, в топ-20 я впервые вошел в прошлом году, в мае. До этого уже лет шесть был в топ-50. Почему-то (может быть, с детства) у меня была такая установка: «Пока ты не состоишь в топ-20, ты не теннисист». Ну так, поигрываешь в теннис, зарабатываешь бабки.
Помню, тренер спрашивает: «Что ты хочешь?» Я не могу сказать, что я амбициозный человек, но я достаточно упертый. Если я чего-то сильно захотел, я буду делать, буду стараться, не буду бухать или прое***ваться. Я достаточно дисциплинированный. Я говорю: «Артём, если я в топ-20 войду, я скажу тебе о том, что я красава, я заиграл». До этого мне казалось, что я как бы обыватель в теннисе. И вот я пошел в двадцатку. Я обещал, что, если получится, куплю себе Ferrari. Хотя уже давно мог ее себе позволить, я не покупал из принципа. Потом задним числом, на турнире я ее онлайн покупал.
Прям на турнире?
Да, сидя в раздевалке, я заказывал себе Ferrari. Я ее уже продал, потому что оказалось, что она мне просто не нужна. Мне она не принесла никакого удовольствия.
На самом деле, после того как я сказал себе, что я молодец, пошел адский спад. С июня прошлого года по май я выиграл, по-моему, девять матчей, хотя не бросил тренироваться. Я, наоборот, хотел большего.
Что произошло? Ты расслабился?
Наоборот. Я очень захотел и сказал: «Я буду!» Что нужно делать? Не бухать? Окей. Не кайфовать? Окей. Жить в этом отеле? Буду! Есть это? Буду! В итоге сложилось так, что я все делал, а в теннис-то не играл. И потом, когда я стал 86-м, я хотел заканчивать. Вернее, брать паузу на три месяца после Уимблдона.
Но я дал тренеру обещание в феврале, после одного из тяжелых матчей, когда я опять проиграл. Я ему позвонил и сказал, что все на хрен брошу, буду сидеть дома и пить вино на Крестовском острове. Что мне уже, в принципе, ничего не надо. Он мне сказал: «Дай мне слово, что до Уимблдона ты будешь играть, тренироваться и отдаваться по максимуму на каждом матче. Если у тебя ничего не получится, я сам сложу руки, и больше мы к этой теме не вернемся». Я дал ему слово, и в итоге сложилось, как сложилось.
Ты говоришь «играть», а чаще всего во время матчей от комментаторов, от игроков я слышу слово «работать». Вот где эта грань?
У теннисистов есть стойкое ощущение, что, если мы проиграем матч, мы умрем. Ну, в фигуральном смысле. На нас очень сильно давит поражение, на очень многих теннисистов. Я не такой. Я очень благодарен жизни. Но это психологическая особенность. Я не боюсь проиграть. Знаете, есть люди, которые ненавидят проигрывать. Я готов проигрывать. Для меня проигрыш — это путь к обучению. Я не переживаю из-за этого.
Ты такие вещи говоришь, из буддизма. Такое впечатление, что ты сидишь на 360-й ступени в буддийском монастыре.
И бубню. В основном, когда ты видишь этих разбитых, уничтоженных людей после поражения на турнире АТР-250, которые ревут в полотенце, ты понимаешь, что это какая-то фигня нездоровая. Это ненормально. Ты проиграл матч, у тебя впереди в этом году еще минимум 50 матчей. Ну окей, проиграл. Следующий выиграешь. Ты выигрываешь от силы 50 % матчей (средний игрок топ-20 выигрывает, если что). Речь идет о том, что ты проигрываешь каждую неделю. Мне очень повезло, наверное, с психикой, что я не боюсь проигрывать. В детстве я ненавидел проигрывать. Я бился в истериках, когда проигрывал в настольные игры, в карты. А потом это ушло. Если так сложилось, я могу сказать: «Окей, укажите мне на ошибки».
И в теннисе бывает, что ты играешь очень хорошо. Может быть, показываешь свой лучший теннис, и все равно проигрываешь — потому что не повезло. Бывает, мяч перевалился через трос, бывает, судья ошибся. В эти моменты бывала адская паника, когда я начинал ломать ракетки, потому что ты чувствуешь несправедливость жизни. Кажется, что теннис — это 50 % ты, 50 % — соперник. Но зачастую это 40 на 40, 30 на 30, остальное — фортуна.
У тебя были моменты, когда ты хотел завязать, сказал: «Всё, ненавижу этот е***ный теннис»?
Искренне?
Искренне.
В этом году. Было очень тяжело. Я боролся с жизнью, боролся с фортуной. Я не могу лучше.
То есть тебе тупо не везло?
Есть видео, где я визжу, что сколько можно принимать ободами в крест? Почему со мной? Я подаю, на спидометре 236 км/ч, человек цепляет ободом, свеча в заднюю линию, миллиметр в корт, я ошибаюсь — и все, меня перекрыло!
Как ты отходишь от этого? Есть кому позвонить в этот момент?
Я не выношу. Только семье. Только жене, только Артёму.
Что тебе говорит жена?
Если что, говорит, у тебя есть мы.
Сколько вы знакомы?
Восемь лет скоро будет.
Расскажи мне про своих друзей. Сколько у тебя таких, кто много лет с тобой? Из детства, например, из школы?
У меня всю жизнь один друг — Никита. С теннисного корта, с 10 лет. Крестная моего сына — Оля, тоже с теннисного корта, лет с десяти. И тренер Артём, с 14 лет. Всё.
Расскажи мне про Артёма.
Он мой друг изначально. Потом стал моим тренером.
Как он научился играть?
Он был профессиональным спортсменом с неудавшейся карьерой, который быстро понял, что лучше быть хорошим тренером, чем плохим игроком.
Я пытаюсь понять. Если ты играешь хуже, чем Бублик, как ты можешь тренировать Бублика?
Мистика тенниса. Лучший тренер в свое время был венерологом. Есть люди, которые никогда не держали ракетку, а понимают.
Как?
Вот так. Много таких примеров. Нужно понять природу тенниса.
В чем она? Это больше голова или больше ноги?
Теннис тяжел тем, что нужно уметь все. В основном это голова. Если в голове насрано, ты хоть как бей по мячу. Все умеют бить, все бьют примерно одинаково — что я, что 300-й в мире. Но у нас разница колоссальная, она будет видна невооруженным глазом.
Ты мне рассказал про строчку в рейтинге. Ты помнишь свой первый большой гонорар?
Да, наверное. Самый первый «Большой шлем». Я приехал в Австралию, прошел квалификацию, круг. Получил, по-моему, сто тысяч долларов.
Что ты с ними сделал?
Я всегда любил часы. Пошел, купил себе часы. Остальное прогулял, наверное.
Какой у тебя был самый большой гонорар на сегодняшний день?
На руки, после налогов, 480 тысяч евро, наверное. Что-то в этом роде.
На что ты сейчас деньги тратишь? Кроме часов.
Я уже не трачу деньги на часы почти.
Переболел?
Я купил всё, что когда-либо хотел. Все продал и оставил только то, что мне нравится. Я ушел в какой-то винтаж. Ищу старые референсы «Патека», «Адемара», я коллекционирую F.P.Journe. По такому пути пошел.
Как парень из Гатчины разбирается в антикварных часах? Ты понимаешь, что за этим должен быть другой образ жизни? Как ты к этому пришел?
Я не задумываюсь об этих вещах. Просто было интересно. Потом что-то где-то услышал. Сегодня вы что-то рассказали. Я это запомню. Я очень хорошо слушаю. Я все запомню, потом проанализирую. Кто-то где-то мне что-то рассказал. Мне стало интересно, я пошел читать — все-таки интернет есть.
А так — я трачу деньги на жизнь. Я считаю, что материальные какие-то вещи... Машина, квартира — ладно, это базовые вещи. Но часы, украшения не приносят никакого счастья. Мне приносит удовольствие сама жизнь. Мои финансы позволяют мне жить, поддерживать такой стандарт жизни, который устраивает меня и мою семью. Часть денег уходит на это. Остальное куда-то инвестирую. Во что-то вписываюсь, во что-то нет.
Ты инвестируешь?
Ну, у меня выбора нет. Я все-таки не вечно буду играть.
Ты сотрудничаешь с брендом First & Red. Как это устроено?
Это не классическое маркетинговое партнерство, где бренд платит за размещение. Скорее, мы хотим создавать какие-то проекты вместе. Так, например, появился подкаст «Чай с Бубликом», куда мы зовем не столько спортсменов, сколько героев, которые интересны прежде всего мне самому. А мне интересно разговаривать с разными людьми. Или другой проект — мы вместе строим корт в Петербурге, на котором, я надеюсь, я скоро смогу сыграть с любым желающим.
Зачем тебе это?
В первую очередь, это дает возможность более тесно контактировать с аудиторией из СНГ. В частности, из России и Казахстана, что для меня важно.
В августе, например, мы проводили в Москве встречу, и откликнулось больше тысячи желающих. И без бренда, наверное, я бы никогда не попробовал себя в качестве ведущего подкаста. А сейчас я понял, что мне это действительно интересно.
Ты никогда не задумывался о том, где бы ты хотел себя видеть лет в сорок?
Дома на диване очень хотел бы.
Где твой дом будет в этот момент?
Я думаю, что в Петербурге. Все-таки я хочу дать ребенку наше образование. Хочу, чтобы он учился в России, в этой культуре, среди этих людей.
Получается, ему сейчас три года. У нас есть еще четыре года, чтобы пожить в Монако. Потому что, когда он пойдет в школу, я буду больше привязан к месту. Соответственно, я буду потихоньку уходить в закат, потому что я все-таки не готов пропускать ни важные праздники, ни открытые уроки. Для меня это гораздо важнее, нежели поехать заработать денег и потешить свое эго каким-то турниром.
Ты думал о том, как хотел бы завершить свою карьеру?
Я хочу закончить в Петербурге. Я бы хотел отыграть какой-то профессиональный турнир и понять, что он последний.
А потом сыграть две выставки. Может быть, три. Нет, наверное, две — в Астане и Петербурге. В зависимости от того, насколько я буду к тому моменту масштабным — может быть, и в Москве.
Но, наверное, мой финальный теннисный матч я бы хотел провести в Петербурге, при родных трибунах, при родных людях и, надеюсь, при полной посадке. А в конце включить песню Фрэнка Синатры My Way, разреветься и уйти с корта.
АРТ-ДИРЕКТОР: Виктория Морозовская
СТИЛИСТ: Юлия Бегунова
ГАФЕР: Александр Смирнов
АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: Александра Скопина
СЕТ-ДИЗАЙН: Анна Кашутина
ВИЗАЖИСТ: Яна Коптякова
Продюсер: Дарья Безусая