Найк Борзов: и я самый космос

Читать интервью
ˬ

Текст:
Сергей Зуев

В предпоследний день лета, 30 августа, Найк Борзов выступит на сцене ЧТИВО ФЕСТА в Москве. За месяц до концерта музыкант поделился воспоминаниями о том, как складывалась его карьера рок-звезды, и рассказал о своих отношениях с хитами.

Сергей Зуев: Когда я был мальчишкой (а это было 30 лет назад), Найк Борзов был парнем, который в эфире MTV поет веселые песни. Я даже могу не вспоминать их названия, их знает вся страна. Сейчас я слушаю ваши новые записи, смотрю ваши новые клипы и думаю, что, может, это никогда и не было так. Вопрос вот в чем. Вы никогда не были веселым парнем? Или за эти 30 лет произошли события, которые изменили вас и музыку?

Найк Борзов: Если пройтись по моей дискографии, то веселого там не очень-то много. А что касается тех песен, которые все знают... Например, «Три слова» я написал вообще для другого проекта. Мы тогда как раз работали над альбомом «Супермен». Мои тогдашние сопродюсеры, Олег Нестеров и Миша Габолаев, прослушали этот трек раз 50, пока мы ехали в машине от дома до студии. Потом неделю уговаривали меня вставить его в альбом.

̭

Наверх

А вы не хотели?

Нет, я не хотел. Мне казалось, что эта песня разрушит ту романтическую историю, которая лежала в концепции альбома. Но уже давно об этом не жалею. Потому что, в принципе, со временем понял: нередко те песни, которые нравятся людям, я откладываю в стол.
В том же столе у меня долго лежала «Лошадка». В 1996 году я в одиночку записывал юбилейный альбом. Тогда 10 лет исполнилось группе «Инфекция». У меня было, условно, 4-5 матерных песен, и я к ним докидал по-быстрому то, что нашел у себя в черновиках. В том числе и «Лошадку». Мне показалось, что ей там самое место. Потом ее услышали люди, и в таком виде она попала на радиостанции.
Реакция аудитории подтолкнула меня к тому, что ее нужно записать для сольного альбома — что я и сделал в 1997-м, для «Головоломки». Ну и потом в 2000-м ее перезаписали еще раз. И, собственно говоря, в этой версии она стала суперизвестной.

Мы еще вернемся к вашим отношениям со своими хитами. Сейчас давайте отойдем чуть дальше, в самое начало. Вы из города Видное. Вы помните, каким был город вашего детства?

Мы туда переехали где-то в конце 70-х. Я там не родился, хотя в Видном прошла вся моя юность. Какое-то музыкальное становление, друзья, единомышленники — все оттуда.
Это был маленький комфортный, тихий зеленый, даже европейский, я бы сказал, городок. Бо́льшую часть города строили после войны пленные немцы. Собственно говоря, вся эта архитектура, дома — все осталось. Это создавало такую атмосферку приятную.

Вы всегда хотели стать музыкантом?

Да я, честно говоря, об этом не думал. Музыка как-то сама меня нашла и выбрала. Она звучала вокруг меня с самого детства. Когда я родился, родители купили кассетный магнитофон. Его клали в коляску и включали разные кассеты. И под эту музыку я катался по улице еще в неосознанном состоянии.
У отца были музыкальные инструменты, он классно пел. Бабушка с сестрами вместе пели, народные песни на многоголосье раскладывали. Это всегда было завораживающе, мне это нравилось.
Потом дедушка купил магнитофон. Они начали подкладывать микрофон от этого магнитофона под щель двери в ванной, где я сидел, играл с корабликами, плескался и напевал какие-то мелодии. Как они потом говорили, этих мелодий они нигде не слышали — ни по телеку, ни по радио, ни в каких-то записях, которые слушали мои родители. То есть в принципе мелодии я начал придумывать еще до того, как научился писать. А когда научился писать — начал записывать стихи. Как-то оно само собой поехало. Честно говоря, у меня никогда не было мыслей заняться чем-то другим.

В одном из интервью вы говорите, что почувствовали себя рок-звездой в 13 лет.

Да, было такое.

А что тогда произошло?

Была просто какая-то дикая уверенность в себе. Не знаю, на чем она была основана. Все мои друзья офигевали от того, какая у меня мания величия или что-то подобное. У меня была расписана вся моя дискография, по-моему, до 2000 года. Все песни были написаны, каждый альбом распланирован. Ну, правда, ничего из этих альбомов не сложилось. Как-то я пошел по другому пути.
У меня до сих пор куча тетрадок еще со школьных времен. И в них, в общем-то, дофига классных песен. Я недавно начал ковыряться в этом во всем и нашел несколько шедевральных вещей. Даже сейчас я их воспринимаю как что-то интересное, что можно записать и выпустить.

Как эта мания величия в 13 лет выглядит? Как ты себя чувствуешь, как ведешь в этот момент?

Не знаю. Весь мир крутится вокруг тебя, ты ходишь постоянно с задранным носом, одеваешься круче всех, выглядишь круче всех. Всегда на каком-то гребне. На самом деле я до сих пор себя так чувствую. Просто изменилось то, как я транслирую это во внешний мир. Я всегда был уверен, что рано или поздно мои песни будут известны всем. Просто долгое время я думал, что это произойдет после моей смерти.

А что изменилось?

Есть такой исполнитель, музыкант, продюсер Бойд Райс — участник групп Current 93, Death in June, такая оккультная новая волна английских восьмидесятых. И вот он всю жизнь транслировал, что ненавидит людей. У него много песен на эту тему. Но сейчас, когда его спрашивают «вы по-прежнему ненавидите людей?», он отвечает: «У меня нет на это времени, жизнь коротка. Отношение мое не изменилось, но мне стало похер». (Смеется). Вот у меня примерно так же.

Я читал, что до эпохи MTV (назовем ее так) вы работали дворником, сторожем, слесарем. Было такое?

Было. Я даже продавцом работал. Это конец 80-х — начало 90-х, где-то так.

Что это было за время?

Было весело, забавно. Мы много экспериментировали — и над собой, и в музыке, увлекались какими-то странными, радикальными вещами в искусстве. Ну и я не задерживался на этих работах надолго. Все это было неким параллельным измерением. Музыка всегда доминировала, занимала мое мышление.
Я очень много тусовался в других городах. Просто уезжал, жил у каких-то друзей, знакомых, вообще незнакомых людей. Когда просыпался, понимал, что никого не знаю. Ну короче, было весело.

Во сколько лет вы попали на MTV? Вам же 20 с небольшим было?

Я не помню уже. Это год 1999-й, где-то там.

Когда вы почувствовали славу?

Ты знаешь, на самом деле, еще до того, как случилась популярность, все мании величия у меня прошли. И те же самые друзья, которые офигевали от меня в 13 лет, теперь офигевали по-другому: человек не зазнался, не стал пафосным. Видимо, я всегда был рок-звездой. С рождения! (Смеется.)

1999-й год — это перелом эпох. Начинаются нулевые. Вы становитесь известным на всю страну музыкантом. Как проходили ваши дни?

Было весело. Я постоянно находился в турах. В коротких перерывах, когда оказывался в Москве, записывал песни, выпускал альбомы, играл в театре, еще что-то. А глобально — не знаю, честно говоря. Стало больше дел, но особо ничего не изменилось в моей жизни. Я до этого так же выступал, и записывался, и ездил по стране. Может быть, в меньшей степени, но было примерно все то же самое. В 1999-м мои песни трясло. Они зазвучали по «Русскому радио», по MTV, в эфире «Первого канала» начали крутить клип. Интернета тогда еще не было в том виде, в каком он сегодня существует.

А я просто поехал в тур. Он закончился, наверное, только в середине нулевых. Собственно говоря, когда у меня родилась дочка, я решил отвлечься от всего этого. Ну, и к тому времени я увлекся экспериментами над собой*, скажем так. Это тоже стало напрягать.

В какой момент вам стало понятно, что вы хотите что-то поменять в жизни? Когда дочь родилась?

Еще до этого я начал задумываться о том, куда я двигаюсь, чего хочу вообще в жизни. Что для меня важно как для личности. Понятное дело, дочка стала мощнейшим катализатором этих изменений. Но еще до этого я переживал переломные моменты, которые заставили меня задуматься о том, что все не так, как кажется.

Что это были за моменты?

У мамы со здоровьем возникли проблемы. Умер отец. Друзья умирали. Какие-то такие вещи.

А вот эти вопросы — «чего я хочу?», «куда я двигаюсь?» — вы нашли на них ответы?

На самом деле я понял, что внутренняя борьба — это классный движок. Когда ты находишься в постоянном процессе внутренних изменений — тебе вообще не становится скучно (смеется). Я даже, наверное, пугаюсь таких моментов — когда вдруг раз, и мне кажется, что я что-то понял. Потому что так не бывает. Если ты ответил на один вопрос, у тебя сразу возникает 50 новых. Так что, как говорится, самосовершенствование — это бесконечная история. И именно она представляет для меня самый большой интерес в том, что называется «жизнь».

Не появляется усталости от этой внутренней борьбы?

Нет, конечно, я отдыхаю. Когда я пишу музыку, я растворяюсь в этом. Занимаюсь чем-то другим — и растворяюсь там. Где бы я ни находился, я кайфую. Играю фестивали, концерты в клубах (неважно, больших или маленьких), еду на гастроли — все это до сих пор меня вставляет. Если что-то не так со звуком, какие-то проблемы с организацией — меня это совершенно не обламывает. Я концентрируюсь только на положительных вещах, и это складывается в постоянное прикольное движение. Но есть время и на то, чтобы помедитировать, подумать и так далее.

Вы не конфликтный человек? Что вас раздражает в людях?

Я не люблю конфликты, на самом деле. Все мы состоим из единого биологического материала, все мы произошли от бактерий, поэтому какой смысл напрягаться?

Я знаю, вы читаете комментарии, которые вам пишут люди. Что они пишут?

По-разному бывает, но я нормально реагирую. Когда идет какой-то хейт, пишут, что говно, — я понимаю, что человек про себя говорит (смеется). А когда конструктивная история — либо критика, либо похвала, — я вчитываюсь. Когда похвала — это приятно, когда критика — интересно. Я даже стараюсь послушать песню или посмотреть клип глазами этого человека. Понять его образ мышления. И мои же работы открываются мне с других сторон. Это забавно.

Вообще, есть же такая штука, что соцсети очень сократили расстояние между звездой и аудиторией. Вы помните момент, когда это произошло?

В моем случае — достаточно поздно. Наверное, уже в 2010-х годах, а то и позже. Я погрузился в соцсети, начал отвечать людям, с кем-то переписываться. До этого я вообще не воспринимал все это всерьез. В какой-то момент появилось ощущение, что это новая форма средств массовой информации. Меня не было в тот момент ни в телевизоре, ни на радио. Поэтому я начал развивать свои соцсети. Меня это зацепило, и теперь это неотъемлемая часть моего движения.

Вы сейчас записываете рилсы, пишете песни с новым поколением музыкантов. Как вы к этому пришли? Дочь подсказала?

Да нет. За последние несколько лет появилось очень много интересных музыкантов, стало интересно с кем-то из них поработать. Кто-то из них пишет мне, предлагает сделать что-то вместе. Бывает, я до этого их вообще ни разу не слышал. Тут, как ты сказал, показываю дочке. Она говорит: «О, это классный чувак, ты с ним обязан записать трек!» Я отвечаю: «Ну ладно».

Давайте вернемся к тому, с чего мы начали разговор. Вы сказали, что какие-то песни из тех, что хочет слышать народ, вы убираете в стол. Вас волнует, что хочет слышать публика?

Ты слышал мой последний альбом. Как ты думаешь, волнует меня это?

То есть нет такого, что «надо написать народный хит».

Нет. Я пишу чисто по какому-то внутреннему зову. Мне важно, чтобы меня самого это перло, чтобы мне самому доставляло удовольствие. Подготовка к работе, сама работа, результат — все это должно меня завораживать и увлекать.

Прошло условных 30 лет с того момента, как вы написали «Лошадку». Вы изменились, ваша музыка изменилась. Но вас до сих пор просят ее спеть. Вы от этого не устаете?

Нет, наоборот. Я люблю свои хиты. Свои народные, скажем так, песни. Я кидаю первую фразу, и дальше мы уже всем стадионом, или площадью, или клубом это поем. У меня всегда катарсис в такие моменты. Как можно от такого устать?

На вашем последнем альбоме («N2O2Ac25». — Прим. редакции) много отсылок к космосу. Что такое космос для вас?

Это бесконечное пространство. Очень хаотическое и одновременно упорядоченное. Что-то такое парадоксальное. Как и любовь, и жизнь, и смерть. Этим и завораживает. Сложно вспомнить, когда я об этом впервые задумался. Но мне всегда нравилось больше смотреть вверх, чем вниз.

Музыка — это способ контактировать с космосом?

Скорее это связь с неким эфиром. Наука не очень верит в существование этого элемента, который нас всех связывает на энергетическом уровне. Но тем не менее я это чувствую. Конечно, через этот эфир мы все связаны с той же черной материей. Я уверен, существуют другие разумные миры. И все взаимосвязано. С другой стороны, мы настолько мелки, что им нет никакого дела. И все, что мы делаем, имеет смысл только в контексте нашей маленькой голубой планеты.

О чем вы сейчас мечтаете?

Если рассуждать глобально — не хочется, конечно, показаться Мисс Вселенной, но мне бы хотелось, чтобы люди кардинально поменяли отношение друг к другу, к планете, вообще отношение к жизненным концепциям. В какую-то позитивную, конструктивную сторону. Наверное, это самое главное мое желание. Понятно, что это утопия, и люди никогда не начнут вести себя иначе. Но я все-таки стараюсь приблизить этот момент тем, что я делаю.

1-го августа у Найка Борзова вышел новый трек. Песня MSK — летний хит, гимн любви столице России и будущий саундтрек вечеринок, — уже доступна на всех актуальных музыкальных платформах. А совсем скоро на песню выйдет клип.

Фотограф Маргарита Смагина

Гафер Сергей Иванов

Художник по костюму Лиза Всегдарада

Визажист Полина Еланская

Продюсер Дарья Безусая

AI художник Алена Липатова

Видеограф Артур Васильев

Благодарим магазин ЦУМ за предоставленные для съемки одежду и обувь: рубашка, куртка, брюки — все Hugo Boss, рубашка, тренч, обувь — все Burberry, брюки — Armani.

* Редакция категорически против употребления любых наркотических или психотропных веществ. Они опасны для здоровья, их незаконное распространение влечет уголовную ответственность. Статья носит исключительно информационный характер.