Герцог и горы: Дюк Эллингтон играл дагестанскую музыку

Мурад Кажлаев родился 15 января 1931 года в семье известных врачей. Будущий музыкант вырос в интеллигентном интернациональном мире послевоенного Баку, который считался одной из советских джазовых столиц. Он учился по классу фортепиано в музыкальной школе при Бакинской консерватории, в группе для детей с абсолютным слухом. С точки зрения матери, мальчик должен был сделать музыкальную карьеру. Отец стремился вырастить из сына медика. К 12 годам стало ясно, что сердце матери прозорливее отцовского практицизма.

В годы войны 12-летний Мурад вместе со своим первым школьным ансамблем давал концерты для раненых. К 15 годам он считался в «Восточном Париже» активным штатником — скупал музыку на «ребрах», фанател от Эллингтона, исполнял сочинения своего кумира на танцплощадках, в ресторанах и между сеансами трофейных фильмов. Потом в стране наступило время, которое Леонид Утесов назвал «эпохой разгибания саксофонов». Джаз стал трактоваться как чуждое и даже вредное явлением. Джазовые оркестры переименовали в «эстрадные», а музыкантов начали привлекать к ответственности по дискредитирующим статьям.

Мурада Кажлаева милицейское преследование миновало, но из Азербайджанской государственной консерватории, где он к тому времени учился по классу композиции, модного студента отчислили. Мама расстроилась, а отец предложил поискать серьезное занятие. Мурад воспользовался шансом и оформил отчисление как академический отпуск, то есть без пятна в биографии, и поступил в Азербайджанский государственный индустриальный институт. Там довольно быстро выяснилось, что музыка будет вечно.

Студент восстановился в консерватории и сразу зарекомендовал себя вполне ответственным классическим исполнителем. В частности, имел большие успехи в теории музыки, а также проявил отличные организаторские способности. То есть сделал все возможное, чтобы общественность забыла о его компрометирующем джазовом прошлом. Он был уверен, что нужно просто переждать грозу.

Летом 1957-го в Москве, на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов, выступил ансамбль Мишеля Леграна. Это стало своеобразным сигналом к возвращению джаза на советскую авансцену. Молодой член Союза композиторов и дирижер созданного им же симфонического оркестра Дагестанского радио Мурад Кажлаев посетил тот концерт. И понял, что момент для возвращения к первой любви наконец настал.

С этого года он, в дополнение к большим академическим формам, начал энергично создавать легкую эстрадную музыку, которая по сути являлась джазом.

Однако расплескавшаяся по стране оттепель давала почувствовать, что теперь, наверное, можно все (спойлер: это было не так).

В 1961-м Кажлаев записал со своим давним знакомым по бакинской джаз-тусовке трубачом Владимиром Тартаковским импровизацию для трубы и фортепиано с оркестром. В 1963-м неугомонный дирижер основал ансамбль «Гуниб», игравший очень похожую на джаз музыку с восточным колоритом и советскими виашными распевками на три голоса. Благодаря членству худрука в Союзе композиторов пластинки «Гуниба» записывались и поступали в широкую продажу.

Летом 1966 года 35-летний руководитель Союза композиторов Дагестана и республиканской филармонии Мурад Кажлаев съездил в Африку и привез оттуда большое сочинение для джазового оркестра. Он назвал концерт «Африканским». И стал раздумывать, с кем бы выпустить работу в свет. Дальше на его жизненном маршруте вспыхнул знак судьбы.

Молодого композитора и дирижера отправили в ознакомительный тур по программе культурного обмена с США. Кажлаев в составе группы из 20 перспективных советских исполнителей представлял свою республику. Принимающая сторона прислала каждому гостю анкету, куда нужно было вписать, с кем из культурных деятелей Штатов он хотел бы встретиться. Кажлаев, для которого это был первый выезд за океан, единственный из всех попросил аудиенции с джазистом. И, не мелочась, назвал своего кумира Дюка Эллингтона. Все остальные включили в дейтинг-листы классических музыкантов и общественных деятелей.

Совершенно неожиданно встречу с Герцогом Кажлаеву подтвердили. Советское Минкультуры сообщило, что не возражает. Эллингтон считался фигурой идеологически правильной. Что подтвердилось через 5 лет, когда оркестр Дюка приехал в Союз с гастролями. Кажлаев положил в карман ноты «Африканского» концерта и отправился на остров Манхэттен.

13 августа 1966 года случилось то, о чем игравший Эллингтона на бакинских танцплощадках Мурад даже не мечтал. В студии CBS он познакомился с самим Дюком. И подарил ему свою свежую музрукопись. «Африканский» концерт. 

Кажлаев, верный традициям родины, тут же достал бутылку дагестанского коньяка «Юбилейный». Дюк, верный своим традициям, мгновенно вскрыл емкость, плеснул колдовства в хрустальный мрак бокала, чмокнул губами и заключил: «Такой же густой, как партитура!»

Что было в студии, останется в студии. Однако спустя несколько месяцев Мураду в Махачкалу позвонил друг, человек-легенда Олег Лундстрем, и прокричал в трубку: «Включай 'Голос Америки»!« По ночам в эфире шла знаменитая джазовая передача Уиллиса Коновера. Ее ловили все поклонники музыки, у которых были радиоприемники. Кажлаев настроил антенну и услышал оркестр Дюка Эллингтона, исполняющий его, Кажлаева, 'Африканский» концерт.

Как впечатлительный горец пережил эту премьеру, никому не известно. Возможно, атмосферу слегка остудил тот факт, что в финале ведущий назвал сочинение «Экзотическим концертом», а незнакомого автора «пакистанским композитором». Коновер, как и большинство западных слушателей, скорее всего, никогда не слышал о Дагестане, а Пакистан в те годы был у всех на устах.

Окрыленный композитор почувствовал долгожданную свободу самовыражения, и тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В 1973 году после скандального происшествия был расформирован один из лучших биг-бэндов страны — концертный оркестр Гостелерадио СССР под управлением Вадима Людвиковского. Солисты коллектива — трубач Владимир Чижик и саксофонист Георгий Гаранян — собрали собственный состав и нашли приют в стенах англиканского собора на улице Станкевича. Там располагалась московская Студия грамзаписи «Мелодия». Как стал называться новый коллектив — можно догадаться с трех раз. С ним Мурад Кажлаев записал свой лонгплей «Крутые повороты». Это был первый изданный в СССР концептуальный джазовый альбом и первый альбом ансамбля «Мелодия» с оригинальным материалом, а также последняя запись группы в изначальном составе.