Дух от материи: борцы за все хорошее, жившие лучше многих

Как известно, чтобы кого-то учить, самому уметь не обязательно. Да и следовать главным постулатам своей же горячей проповеди вовсе не обязательно. В истории масса примеров. Вот пять весьма наглядных.

С одной стороны: что художник, что пламенный борец за свободу и равенство, должны быть голодными. С другой: голодный — плохой работник. Может, не стоит осуждать тех, кто проповедует духовное, но бескорыстно любит материальное, а просто вдохновляться их творениями, речами, мыслями?

Фидель Кастро: виллы и вертолеты

Sven Creutzmann / Mambo Photo / Getty Images

Кубинский революционер называл капитализм отвратительным и уверял, что его собственное состояние легко уместится в кармане рубашки. Бывший телохранитель команданте, Хуан Рейнальдо Санчес, написал разоблачительную книгу «Двойная жизнь Фиделя Кастро», где показал истинные размеры «кармана».

Если верить Санчесу, в кармашке пряталась, например, вилла на личном острове Кайо-Пьедра. Из-за циклона остров разделился надвое, и его соединили мостом в 215 метров. Там же были дом для прислуги и гостей, вертолетная площадка, понтон с рестораном у пристани, бассейн.

Сам Фидель при этом говорил, что из всей собственности у него лишь рыбачья хижина. 

Видно, с размером ошибся. И с числом: у Кастро было около 20 объектов недвижимости, от резиденций на Кубе до шале для утиной охоты и шести домов в Гаване, два из которых с бомбоубежищами.

В главе «Королевское богатство» Санчес уверяет, что точно сосчитать состояние команданте невозможно, но соглашается с Forbes, который в 2006 году внес его в список самых богатых королей, королев и диктаторов. Разумеется, Фидель гневно опроверг заявление: мол, из всех доходов у него 900 песо ежемесячного жалования.

Анатолий Луначарский: 10 комнат и сатанинский бал

Нарком просвещения, теоретик искусства Анатолий Васильевич Луначарский был блестяще образован, хорошо разбирался в музыке, прекрасно говорил на нескольких языках, водил знакомство с Бертольтом Брехтом, Бернардом Шоу, да и сам писал пьесы, правда, не такие талантливые.

Анатолий Васильевич Луначарский

Agence de presse Meurisse

Например, «Бархат и лохмотья» на тему общественного неравенства. Одну из ролей в постановке по ней играла вторая жена наркома Наталия Розенель. Пролетарский поэт Демьян Бедный (в то время имевший квартиру в Кремле, дачу, автомобиль и личный агитпоезд) оценил пьесу так:

Ценя в искусстве рублики,
Нарком наш видит цель:
Дарить лохмотья публике,
А бархат — Розенель.

Бархат и красивых женщин флагман пролетарской литературы и пламенный революционер действительно любил и не скрывал этого. Есть мнение, что бал сатаны в «Мастере и Маргарите» списан с приемов, которые Луначарский устраивал в десятикомнатной квартире в Денежном переулке.

Среди гостей были кавалеры во фраках и обнаженные дамы, у которых из всей одежды — разве что перья в прическах, точь-в-точь как у Булгакова, а его Луначарский, кстати, обличал за «контрреволюционность».

Скончался Анатолий Васильевич тоже не по-советски, во Франции.

По воспоминаниям вдовы, перед самой смертью врач предложил ему шампанского в столовой ложке, на что тот ответил: «Шампанское я привык пить из бокала. Причины изменять привычкам не вижу и сейчас».

Владимир Маяковский: фуа-гра и «Рено»

Эдуард Багрицкий называл Маяковского «божественным сибаритом с бронзовым телом». На фоне Луначарского жизнь поэта была весьма скромной, но и без радостей, противоречащих стихам, не обходилось.

В числе врагов новой жизни Маяковский осуждал обывателей. В стихотворении «О дряни» он всячески клеймил мещанство: за «уютные кабинеты и спаленки», желание иметь «тихоокеанские галифища» для себя, «с эмблемами платье» для жены и завести «оголтелую канареицу».

Маяковский с Лилей Брик

Apic / Getty Images

Практическая часть значительно отличалась от теоретической. Перед заграничными поездками муза поэта Лиля Брик составляла подробные списки, в них входили чулки, духи, бусы и платья, а то и автомобиль «Рено». Она с удовольствием вспоминает: «Я была единственной москвичкой за рулем, кроме меня управляла машиной только жена французского посла».

Брик в «Пристрастных рассказах» пишет, что Маяковский уже на момент их знакомства был франтом, хоть и покупал одежду из магазинов дешевого готового платья. Есть там и описания, как они ходили в Берлине обедать и ужинать в самый дорогой ресторан «Хорхер», где Маяковский платил за всех.

Вероника Полонская упоминала, что в квартире Маяковского на Лубянке всегда имелись запасы вина, конфет, фруктов.

Софья Шамардина рассказывала, что как только у Володи появлялись деньги, «обязательно были рислинг и финики».

Литературовед Юрий Карабчиевский в монографии «Воскресение Маяковского» писал, что в Водопьяном переулке у Лили Юрьевны была-таки канарейка — подарок поэта.

Николай Некрасов: обжорное общество и пышная охота

Некрасов обескураживал современников своим поведением. Певец народа и защитник бедных на словах — в делах проявлялся несколько иначе. После нищей юности поэт словно пытался, причем весьма успешно, вознаградить себя: сладко ел, мягко спал и не упускал своей выгоды. Например, купил у Тургенева второе издание «Записок охотника» за 1000 рублей и получил за него с «книгопродавца Базунова» 2500.

Он желал найти обитель, где бы русский мужик не стонал, и устроил такую для себя, купив за большие деньги роскошное имение Карабиха. Был при ней и винокуренный завод, что не мешало поэту жалеть в «Кому на Руси жить хорошо» пьющих от безысходности крестьян.

Николай Алексеевич Некрасов

Государственная Третьяковская галерея

Некрасов с любимой собакой

РИА Новости

«В деревне я ищу полной свободы и совершенной беспечности, при удобствах, устроенных по моему личному вкусу, хотя бы и с большими тратами», — признавался Николай Алексеевич.

Корней Чуковский в «Критических рассказах» приводил такой эпизод: в Петербурге существовало обжорное общество, так называемый клуб гастрономов, который Некрасов клеймил в «Современнике», показывая, как ужасны и гадки сытые господа на фоне голодных замученных бурлаков. Позже оказалось, что одним из членов общества был сам Некрасов. Помимо вкусной еды поэт обожал шампанское и карты, в которые мог играть часами.

Николай Алексеевич также любил охотиться, но не бродить в приятном раздумье по лесам с ружьем и собакой, а устраивать пышные выезды с поварами и лакеями.

Говорили, что прислуживали они не только гостям, но и охотничьим псам. Чистый «Дубровский».

Есть у Некрасова небольшое, но гневное стихотворение «Карета»:

О филантропы русские! Бог с вами!
Вы непритворно любите народ,
А ездите с огромными гвоздями,
Чтобы впотьмах усталый пешеход
Или шалун мальчишка, кто случится,
Вскочивши на запятки, заплатил
Увечьем за желанье прокатиться
За вашим экипажем…

Однако современники утверждают, что «сюжет» вполне мог быть списан с собственной кареты, но якобы кучер вбил гвозди без ведома поэта.

Алексей Толстой: дача в Барвихе и личный шофер

Владимир Малышев / ТАСС

Любовь к роскоши графского сыны Алексея Толстого среди современников была притчей во языцех. После Октябрьской революции он эмигрировал, но, заехав в СССР в 1923 году, решил вернуться и явно не прогадал. За талант писателю прощали все.

Герои «Хождения по мукам» терзались этическими дилеммами, положительные персонажи «Буратино» голодали у нарисованного очага, но у автора, похоже, конфликтов с моралью не было, и материальных проблем тоже.

Принципы Толстого Саша Черный изложил в коротком злом стихотворении «Хождение по гонорарам»:

В среду он назвал их палачами,
А в четверг, прельстившись их харчами,
Сапоги им чистил в «Накануне».
Служба эта не осталась втуне:
Граф, помещик и буржуй в квадрате —
Нынче издается в «Госиздате».

Красный граф, как его прозвали, трижды становился лауреатом Сталинской премии. Одну из них — сто тысяч рублей — он отправил на постройку танка. На другие жил с графским размахом: на Новинском бульваре, в доме князя Щербатова.

Анна Ахматова как-то перечисляла его рацион во время писательской поездки по Волге, выглядящий откровенно циничным на фоне голода в стране:

ежедневные «икра, копченая рыба, чудесные сливки, фрукты и какие-то особенные огурцы».

Михаил Пришвин, иногда обедавший у Толстого, вспоминал: «Я могу пересчитать те случаи, когда до революции мне приходилось в Москве поглощать такие обеды, пить столько шампанского. Но это не видимость хорошего прежнего, а самое настоящее: хозяин роскошен в своем добродушии, хозяйка очень добра, мальчики свободны и воспитаны, на стенах не дурные копии, а подлинники всяких мастеров, ковры, драгоценная мебель, посуда из вкусного стекла». И никаких трех корочек хлеба.