Хрущевки: куда приводят мечты и экономия

О том, чтобы обеспечить москвичей (а по их примеру и всех советских людей) более или менее терпимой жилплощадью, власти думали всегда. Особо остро эта необходимость возникла в 1932-м, когда на строительство метро потянулись рабочие руки со всего Союза. Только за этот год население столицы увеличилось на 220 тысяч. А построили для них 120 шестнадцатиквартирных бараков, то есть где-то на 100 тысяч человек.

В общем, квартирный вопрос портил москвичей с высокой скоростью, когда началась война. После нее без крова по всей стране (в основном на оккупированных и прифронтовых территориях) остались около 25 млн граждан. А те миллионы, что вернулись с победой, повидали, как живет пролетариат в угнетенной капиталом Европе. С учетом сложившейся напряженной ситуации необходимость решать жилищную проблему встала с новой, доселе невиданной силой.

Советская республика к тому моменту уже имела штучный опыт строительства из материала крупнее кирпича. И вот в 1952 году партия и правительство объявили конкурс на лучший фасад крупнопанельного дома. Свои работы представили лучшие архитекторы страны. Например, Андрей Буров, построивший перед самой войной крупноблочный «Ажурный дом-аккордеон» на Ленинградском проспекте столицы, предлагал возводить блочно-панельные башни. Кстати, в проекте дома на Ленинградке он предугадал грядущую беду захламленных балконов и закрыл их узорными бетонными решетками. Бюро И. В. Жолтовского, строившего в Москве всё — от первых павильонов ВСХВ до дома для работников НКВД, — предлагало крупнопанельное строительство с портиками, колоннадами, лепниной. Иван Владиславович вообще не мыслил городское пространство будущего без широких зеленых улиц с фонтанами, коваными оградами и скульптурами. Автор дома ЦИК и СНК на улице Серафимовича (Дом на набережной) Б. М. Иофан активно продвигал строения из пластика. На возражения, что в такую стену не вобьешь гвоздь, отвечал: будем бесплатно выдавать новоселам клей и пластмассовые крючки. Ни один из предложенных проектов не приняли, и постепенно брожение архитектурных умов стихло.

После смерти Сталина умы готовы были забурлить вновь с подачи Маленкова. Тот выдвинул немыслимую прежде идею: удовлетворить нужды населения во всем. Но его быстро сняли. Новый правитель — Хрущев — подошел к решению вопроса по-своему. Для начала он собрал Второе всесоюзное совещание строителей в Кремле и предельно ясно сформулировал свою мысль: строить проще и больше. Архитекторам здорово досталось: их обвинили в том, что они понимают свое ремесло как художественную деятельность, а не как средство удовлетворения потребностей советского человека, и тратят на свои выкрутасы народные средства. Отдельного внимания удостоились сталинские высотки, к ним применили самое страшное сравнение из всех, какие в те годы можно было представить:

После этих слов генсека и постановления ЦК КПСС и СМ СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» Л. М. Поляков, построивший гостиницу «Ленинградская» и «повесивший в ней люстру, как паникадило», был лишен Сталинской премии, которую 6 лет назад получил за этот проект. Премий, званий и должностей лишился не только он, уже начатые стройки «с излишествами» были заморожены или закрыты. Если же дом практически завершен, а внешняя отделка не закончена, то оставляли как есть: где-то лепнина, где-то голый кирпич. Такие дома стали называть «обдирные». С этого момента архитектура оказалась чуть ли не лженаукой, как генетика. Условия начали диктовать строители.

На ХХ съезде в 1956 году была принята новая директива: снизить стоимость строительства на 20 %, себестоимость новой квартиры должна быть сопоставима с себестоимостью комнаты в коммуналке, а желательно, стать еще дешевле. Проекты подобных квартир уже существовали в Европе. Над ними трудились такие светила, как Ле Корбюзье и Раймон Камю. В Советском Союзе этим вопросом активно занимался Лазарь Чериковер, один из авторов стадиона «Динамо».

Коллектив его единомышленников (учитывая опыт немецких и французских предшественников) рассчитал: для того чтобы умыться, мужчине хватит расстояния 50 см от раковины и 70 см в плоскости плеч. Женщине — на 5 см меньше по обоим параметрам. Чтобы вытереть спину растянутым полотенцем, достаточно 110 см. На кухне комфортный промежуток между плитой и рабочим столом — 90 см: чтобы один готовил, а другой аккуратно прошел у него за спиной, больше и не надо. Согнувшись в пояснице, протереть ванну можно в пределах 1 м, надеть обувь — довольно 85 см, пальто — 80 см. Залезть в антресоль всем телом и дотянуться до задней стенки удобно при размерах хранилища 60×80.

Отсутствие лифта — 8 % экономии. Понижение потолка с 320 до 250 см (а то и 230) экономит минимум 4 %. А если дом без лифта, но ниже, то можно подняться пешком аж до 5-го этажа. На этот счет даже была соответствующая медицинская рекомендация. Большую экономию дало творческое переосмысление немецких проектов: жилая площадь советской «двушки» стала 22 м вместо 35, а кухни 4,5 вместо 10. Санузел стал совмещенным. Даже единый поворотный гусёк в ванной помогал сберечь народные средства.

Для этих квартир, уютных, как капсула космического корабля, готового унести советских людей в светлое будущее, разработали специальную мебель-трансформер: диван-кровать, кресло-раскладушка, секретер, письменный стол-кровать. Если раньше, чтобы сварить щи, домохозяйка должна была сделать более пятисот шагов, то теперь, сидя на табуретке, могла одной рукой включать воду, другой газ и, не вставая, открывать форточку. Правда, если нужно что-то взять из холодильника, придется не только подняться, но и вынести из кухни табурет.