Легенда о мачо: ради чего жил и умер Эрнест Хемингуэй

Биография одного из величайших писателей XX века была едва ли не увлекательнее его книг. Он водил скорую в Италии в Первую мировую, дважды разбивался на самолете в Уганде, охотился на львов и медведей гризли, обожал бокс и корриду. Был женат четыре раза, много пил, разводил шестипалых кошек. Жил в богемном Париже 1920-х и осажденном франкистами Мадриде 1930-х, разыскивал нацистских шпионов на Кубе в 1940-х. А когда он не смог больше творить из-за депрессии и паранойи, решил уйти на своих условиях. Все это сделало Хемингуэя символом мужественности для одних и образцом токсичной маскулинности для других. 

Hans Malmbeerg / Nordiska museet

Жесткий и лаконичный стиль был продолжением личности Хемингуэя. Он писал короткими предложениями, не оставлял никакой неясности. Говоря о насилии, Хемингуэй не пытался сгладить углы. Наоборот, иногда жестокость в его книгах предстает почти поэтичной. Автор принимает ее как неотъемлемую часть жизни. Типичный герой Хемингуэя — это образцовый «настоящий» мужчина, который предпочитает действия словам, а чувства держит в себе.

Судя по личной корреспонденции и воспоминаниям, сам Хемингуэй был таким же. В 1943-м он писал редактору о бурных отношениях покойного друга и коллеги Фрэнсиса Скотта Фицджеральда с его женой Зельдой: «Если ты расстаешься с женщиной, то пожалуй, лучше ее пристрелить. Это избавит от многих неприятностей, даже если в конце концов тебя за это повесят». За такие рассуждения Хемингуэя часто обвиняли в женоненавистничестве, но он никогда и не позиционировал себя приверженцем прогрессивных ценностей.

Не был он и скромником. Прочитав как-то репортаж о себе, в котором его за грациозность движений сравнивали с матадором, Хемингуэй широко улыбнулся и явно порадовался, хотя раньше не раз наскакивал на журналистов и называл их лжецами. Когда ему особенно не нравилась очередная рецензия, он громогласно вызывал ее автора на боксерский поединок. Критиков перспектива померяться силами со здоровенным писателем совсем не радовала.

Hans Malmbeerg / Nordiska museet

Deutsche Fotothek

Однажды чрезмерная уверенность в своих силах привела Хема к обидному поражению. В 1929 году он охотно согласился побоксировать с другом, писателем Морли Каллаганом, который посмеялся над предположением, будто Эрни даст фору многим профессионалам. Хемингуэй был выше и больше, но, отсидевшись несколько раундов в засаде, Каллаган разнес приятеля. «Любой, кто серьезно занимался боксом, мог запросто повалить Хемингуэя, — рассуждал литературовед и торговец антикварными изданиями Стивен Дж. Герц. — Он всегда любил преувеличивать свою мужественность».

Намного более страшным грехом, чем хвастовство, Хемингуэю казалось малодушие. Главной добродетелью он считал верность долгу и умение вести «честную игру» — то есть не изменять себе ни при каких обстоятельствах. Во многом именно убеждения Хемингуэя сформировали прижившийся в массовой культуре образ брутального мужика, который скорее умрет, чем проявит слабость. «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить», — говорится в повести «Старик и море», одном из самых известных произведений Папы, как Хемингуэй заставлял называть себя всех друзей и знакомых.

Был ли сам Хемингуэй таким на самом деле? Или за его понтами скрывалось нечто большее? Зельда Фицджеральд, которая, по мнению писателя, довела до беды его друга, говорила про Эрнеста, что «никто не может быть таким мачо». 

Hans Malmbeerg / Nordiska museet (2)

Уже после смерти Хемингуэя в 1961-м толпы исследователей анализировали его биографию и пытались разобраться в том, каким он был. Многие приходили к выводу, что Хемингуэй стал заложником своего образа. «Он не мог показать свою слабость, — рассуждала исследовательница жизни и творчества Папы Мэри Дирборн. — Он не мог снять свою броню и попросить о помощи». По словам Дирборн, Хемингуэй прославлял мужественность не потому, что сам был всего лишь пафосным мачо, а потому что не был уверен, что значит быть мужчиной, и искал ответ на этот вопрос в книгах и жизни.

Самоубийство Хемингуэя часто считают логичным финалом для человека, который не умел сдаваться. К 60 годам здоровье Папы ухудшилось из-за многочисленных травм — сотрясений, ожогов, повреждений спины, почки, печени и селезенки, последствий сибирской язвы и малярии. Он начал впадать в апатию и страдать от депрессивных эпизодов. Писать больше не получалось, а попытки лечиться с помощью шоковой терапии лишь ухудшили ситуацию. На фоне этого Хемингуэй впал в паранойю — ему казалось (как выяснилось, небезосновательно), что за ним следят спецслужбы. 

Hans Malmbeerg / Nordiska museet (2)

Все это привело к тому, что 2 июля 1961 года человек, не признававший поражений, застрелился у себя дома из любимого ружья. Однако травмы и шрамы Хемингуэя были связаны не только с физическим, но и с психическим здоровьем. Отец писателя, который учил его охотиться, рыбачить и выживать в диких условиях, тоже покончил с собой. Через много лет застрелился и младший брат Эрни Лестер. Сам Хемингуэй страдал от ПТСР, после того как едва не погиб от взрыва снаряда в Италии в 1918-м. 

Можно спорить о том, был ли он тем мачо, каким хотел казаться, или за его пафосом, отвагой и принципиальностью скрывались душевные метания. Одно не вызывает сомнений — бравада в случае Хемингуэя была вполне естественным продолжением взгляда на мир. Жизнь на грани стала для него не просто способом впечатлить аудиторию. Он делал то, что хотел, и получал от этого искреннее удовольствие, даже если кому-то его поступки казались неправильными и аморальными. Сочетание таланта с уникальной жизненной философией, спорными личными принципами и захватывающей биографией сделало Хема не просто известным писателем, но и культурным символом.