Огольцы, фортачи, странники, марухи и «коты». Чудовищная преступность, перенаселенность и антисанитария. Бесконечные полицейские облавы и «невольничий рынок». Сегодня Хитровская площадь — обычный старый район столицы. Но когда-то это было адское место, самые жуткие трущобы Первопрестольной, ее разбойное логово, где смерть ждала за каждым углом.

Zeno.org
Мы знаем об обычаях этого места благодаря легендарному москвоведу и журналисту Владимиру Гиляровскому. По долгу службы он заглядывал в самые страшные ночлежки и воровские притоны, полные беглых каторжников. За свой рост, силу и бесстрашие он получил уважительное прозвище «Дядя Гиляй» и был вхож в места, где любой другой пришлый схлопотал бы нож под ребро. В своей книге «Москва и москвичи» он писал:
«Страшные трущобы Хитровки десятки лет наводили ужас на москвичей… То и дело в переулках и на самой площади поднимали трупы убитых и ограбленных донага… Ужасные иногда были ночи на этой площади, где сливались пьяные песни, визг избиваемых „марух“ да крики „караул“. Но никто не рисковал пойти на помощь».
История этого района с самого начала была драматичной. До 1812 года здесь располагались два дворянских поместья, но во время московского пожара они сгорели и стояли неприкаянными, пока их не выкупил генерал-майор Николай Хитрово. Здесь он расположил свою дворню, конюшни, погреба и подвалы, а позже построил торговую площадь, которую предоставил в дар городу. Однако стремительный рост Москвы превратил район в трущобы. Антисанитария и криминал здесь были самыми страшными в Москве, а то и во всей России.
Само место словно создано для диккенсовского антуража: Хитровская площадь стоит в низине, и до индустриальной застройки, изменившей климат города, это было самое туманное место Москвы. С Яузы постоянно приходила мгла, которая окутывала двухэтажные ночлежки, где ютились больше десяти тысяч человек. Перенаселенность была кошмарной, на ночь сдавалось даже пространство под нарами, оно делилось рогожей на две части, и каждая половина с циничной иронией именовалась «нумер» — на манер комнаты в гостинице.

Zeno.org
«А кругом пар вырывается клубами из отворяемых поминутно дверей лавок и трактиров и сливается в общий туман, конечно, более свежий и ясный, чем внутри трактиров и ночлежных домов, дезинфицируемых только махорочным дымом, слегка уничтожающим запах прелых портянок, человеческих испарений и перегорелой водки».
Сердцем Хитровки был огромный железный навес на площади — по сути биржа труда, хотя за этим благовидным термином скрывается еще одна мрачная (как и все здесь) история. С отменой крепостного права в Москву хлынули толпы крестьян на заработки, и они были готовы на любую работу — самую тяжелую, почти рабскую с грошовой оплатой. Они приходили сюда и дожидались подрядчиков-строителей, которые забирали себе партии трудяг. В общем, современники не просто так называли это место «невольничьим рынком» — с иронией, но не без доли правды.
Но самой приметной частью населения Хитровки, конечно, были всевозможные воры, грабители и скупщики краденого. Для них здесь — раздолье. Даже по названию кабаков понятно, кто тут главная клиентура. Трактир «Пересыльный» был центром притяжения для нищих и барышников. «Сибирь» — для воров среднего пошиба. «Каторга» — притон для особо опасных грабителей и беглых преступников. Сбежавший каторжанин почти непременно заявлялся сюда, его тепло принимали и тут же находили «работу» — тоже своего рода биржа труда. Полицейские протоколы подтверждают, что большинство беглых из Сибири арестовывали именно на Хитровке.
Воры Хитровки имели развитую иерархию и квалификации. Ниже всех были «портяночники», срывавшие шапки с прохожих. Дальше шли «огольцы» — базарные грабители, которые толпой набрасывались на лотки с товарами и исчезали врассыпную. Еще выше стояли «поездошники» — ловкачи, которые выхватывали чемоданы и грузы с проезжавших повозок. Далее в воровском табеле о рангах значились «фортачи», которые лазили в форточки, и «ширмачи», лазившие по карманам. Выше всех стояли «деловые» с фомками и револьверами, которые работали ночами.

Published by Brentano's, NY, 1922
«Мрачное зрелище представляла собой Хитровка в прошлом столетии. В лабиринте коридоров и переходов, на кривых полуразрушенных лестницах, ведущих в ночлежки всех этажей, не было никакого освещения. Свой дорогу найдет, а чужому незачем сюда соваться! И действительно, никакая власть не смела сунуться в эти мрачные бездны».
Всей Хитровкой заправляли два городовых — Рудников и Лохматкин. Шпана боялась их тумаков, а «деловые» уважали и активно сотрудничали. Вернувшись с каторги, преступник тут же шел на поклон к городовым. Во время полицейских облав они предупреждали своих «подопечных», и под руку властям попадалась только мелкая сошка да непутевые загулявшие. За это Рудников и Лохматкин, правившие этими местами как два князька на протяжении четверти века, имели почет и уважение. Коррупция? Определенно. Но все, включая начальство, понимали, что иначе никак. Другого городового здесь прирежут в первый же день.
Третье (помимо крестьян и воров) «сословие» Хитровки — это попрошайки. Тоже весьма разнообразная категория. Тут и «ручки» (дежурящие у церквей с протянутой рукой), и лавочные, дежурившие по трактирам и торговым рядам, и бабы, просящие милостыню с младенцем в руках. Причем, как правило, ребенок был взят напрокат — здесь это была развитая индустрия. Например, малыш «покрикастее» стоил 25 копеек в день, а трехлетка — 10.
Особая группа нищих — «странники», здоровенные косматые и бородатые детины, которые одевались под монахов, ходили босиком по снегу и изображали паломников. Просили на дальнейшее путешествие к святым местам (которое, конечно, оканчивалось в кабаке) и продавали реликвии, иногда совершенно сумасбродные, вроде щепки из Гроба Господня или ступеньки из лестницы, которую Иаков видел во сне. Была и своя аристократия — попрошайки в хороших костюмах. Они подкидывали в почтовые ящики дворян письма с вежливыми прошениями о поддержке, а затем ходили по домам, прося помочь рублем или более. Впрочем, и преступления для всей этой братии были делом обыденным:
«Блаженствуют по-своему на Хитровке. В столице можно и украсть, и пострелять милостыньку, и ограбить свежего ночлежника; заманив с улицы или бульвара какого-нибудь неопытного беднягу бездомного, завести в подземный коридор, хлопнуть по затылку и раздеть догола. Только в Москве и житье».

Public Domaine

Library of Congress
Совершенно уникальные касты хитровских жителей — «раки» и переписчики. Первые — это опустившиеся и спившиеся портные, которые живут, не выходя из своих нор. Целыми сутками они шьют, точнее, перешивают чужое, переделывая принесенные им ворованные вещи, чтобы их можно было спокойно продать на рынке.
Вторая категория оригинальных мастеров — это не менее опустившиеся интеллигенты, которые также, почти голые и вечно пьяные, сидят в каморке и переписывают пьесы. Причем об их быте у нас есть удивительно подробное описание, поскольку Гиляровский водил к этим хитровским писарям Станиславского и Немировича-Данченко, когда те готовились к постановке пьесы «На дне». Режиссеры, желая проникнуться настоящей атмосферой трущоб, беседовали с местными, даже кутили с голытьбой, а театральный художник Симонов делал зарисовки в самых ужасных ночлежках округи. Итогом стала феноменальная постановка 1902 года в Московском художественном театре, где на сцене воссоздали аутентичную атмосферу Хитровки.
Конец притонам положила советская власть. Во время Гражданской район стал еще хуже, это были уже не трущобы, а ад на земле: преступники ожесточились, вчерашние «профессиональные нищие» брались за нож и дубинку, убийства стали нормой даже посреди дня. Зато с окончанием войны, в 1920-е, правительство наконец решило проблему самым радикальным образом. Вся округа была оцеплена и зачищена, частично снесена и перестроена. Такое хирургическое вмешательство в тело города пошло ему на пользу. Со временем Хитровка стала обычным московским районом, пусть и с мрачной историей.