Актер Роман Евдокимов — о том, как поселился в лучшем районе Москвы благодаря смекалке (и наглости).
Я очень люблю летать на самолетах. Нравится их бескомпромиссность: либо долетишь, либо нет. После щелчка ремня безопасности от тебя это уже не зависит. И все, что буквально только что злило, больше не злит — даже не тревожит. Каждый раз, разгоняясь по взлетной полосе, внутри себя прощаю всех и люблю (пытаюсь, во всяком случае). Всегда прилетаю «легче», чем улетел.
Но основная причина, пожалуй, в другом — смена ракурса, возможность посмотреть на приевшиеся вещи совершенно по-новому.
Вот, например, мой любимый район города, снятый через иллюминатор, — набережная от Парка культуры до Трехгорной мануфактуры.
Здесь я падал с велосипеда, спал на лавочке, молил о прощении, начинал с понедельника, давал слово, забирал слово, наскребал на сигареты, покупал дорогие подарки, плакал от радости, смеялся от обиды, делал вид, что ничего не чувствую, — сотни событий, между которыми годы и космические расстояния (по крайней мере, если говорить о пройденном внутри себя пути). А тут вот оно — на ладошке, рядом. Вся моя жизнь, в принципе, укладывается в нечто, что можно увидеть разом, если достаточно высоко залезть. Круто.
Роман Евдокимов
Но и на крупном плане этот район для меня не менее интересен. У нас с ним все началось со «служебного романа»: девять лет назад я репетировал спектакль в особняке «Дашков 5» и, проводя много времени в окрестностях, начал потихоньку задумываться о переезде. Мысль материализовалась стремительно. Вторым объявлением на сайте поиска квартир выпала двушка на Малой Пироговской за 35 тысяч рублей (даже по тем временам предложение невероятно щедрое). Да, убитая в хлам, да, с семью слоями обоев и коврами, но все же: двушка! На Малой Пироговской! за 35 тысяч! Жемчужина! Недолго думая, мы с моим братом отправились ее смотреть. Риелтор успел только слегка изогнуть бровь, когда мы начали пританцовывать после его слов о том, что хозяева не против ремонта, но «за ваш счет и без каникул». «Забираем!» — хором выпалили мы, и, не дав риелтору опомниться, подписали договор.
Денег на ремонт, разумеется, не было. Как, в общем, и времени: условие «без каникул», пропущенное мимо ушей в эйфории, вступило в силу с момента подписания договора. Аренда, плюс задаток, плюс полномасштабный ремонт… Для меня, вчерашнего студента, это оказалось задачей со звездочкой. И тут в голову пришла гениальная, казалось, мысль, за которую мне и по сей день немного стыдно.
Когда работаешь в кино, быстро понимаешь две вещи: а) невыполнимых задач не существует; б) любую невыполнимую задачу можно выполнить качественно и быстро, нужно лишь в достаточной степени охренеть. Поэтому я и обратился к киношникам. За полчаса набросав синопсис якобы готовящегося к съемкам короткого метра про городского сумасшедшего, который, сидя в пустой квартире с белыми стенами, путешествует в глубины мироздания, я написал знакомой художнице:
— Давай кино снимем? Нужно старую «бабушкину» квартиру превратить в минималистичные «паркет и белые стены». Сможем?
— Ну, звучит не страшно. А сколько времени на подготовку?
— Есть 5 дней.
— А… ну… сможем.
Через три часа у моих дверей стояли два крепких постановщика со стройматериалами.
«Парни, привет, я — Рома, исполнительный продюсер. Смотрите, оставляем только красное кресло — это реквизит, остальное выкидываем, делаем ровные белые стены и приводим паркет в порядок. Что нужно купить?»
Сгорая от стыда, по дороге в «Леруа Мерлен» я ругал себя: «Эх, Рома-Рома… Первый продюсерский проект — и сразу с вранья начинаешь…» Моя знакомая художница догадалась обо всем почти сразу, но было уже поздно: парни начали работать и, в перерывах между шпаклеванием стен, искренне интересовались подробностями сценария и съемок.
Я, краснея, выдавливал из себя что-то вроде: «Да там экспериментальная штука будет, много проекций, режиссер так видит, поэтому белые стены… Может, чаю?»
Думаю, что и парни догадались, что их… как бы помягче сказать… «водят за нос», но, надеюсь, остались довольны: я оплатил их работу по полной ставке постановщиков кино, отдал все неизрасходованные материалы и от души накормил.
Спустя пять дней я сидел в красном кресле посреди чистой, минималистично белой двушки на Малой Пироговской. Кресло это, кстати, уже изрядно погрызанное моей собакой, с тех самых пор кочует за мной из квартиры в квартиру.
Но кресло — не единственное, что досталось мне от предыдущих жильцов. Хозяйка квартиры, та самая «бабушка», видимо, очень любила животных и часто оставляла на балконе хлеб для птиц. Птицы отвечали взаимностью и каждое утро устраивали безлимитный Discovery channel, высаживаясь на балкон огромной стаей. К воронам и голубям я привык быстро, но, когда после новоселья из похмельного сна меня выдернул крик чайки, я не поверил. Едва продрав глаза, я увидел, что посреди балкона в гордом одиночестве стоит здоровенная чайка и очень внимательно меня изучает, явно не признавая во мне любимую кормилицу.
Пироговка находится ровно посередине между Фрунзенской и Саввинской набережными, буквально окружена водой, что делает наличие чайки на балконе не таким уж удивительным, но догадаться об этом спросонья у меня не получилось. Когда ступор прошел, я захотел угостить пернатую гостью, но на праздничном столе не осталось ничего путного, кроме шпрот.
Трясущейся то ли от похмелья, то ли от волнения рукой, я взял банку, вынул оттуда несколько затушенных бычков и открыл дверь. Стивен (потому что Seagull, разумеется) — так я называл своего пернатого товарища все последующие годы, пока жил в этой квартире, — аккуратно подпрыгнул ближе. Я протянул руку, и через мгновение он с огромным удовольствием доедал остатки нашей вчерашней трапезы. Это было началом многолетней дружбы и официальным подтверждением того, что новоселье состоялось.
Теперь от дома до работы мне было 7 минут неспешным шагом.
После спектаклей мы часто допоздна засиживались с ребятами в баре нашего особняка, и я, пошатываясь, с приятным ощущением, что в данную секунду самый социально опасный элемент на районе — это я сам, брел домой. Возвращался чаще всего по Большой Пироговской, которую в народе называют «аллеей жизни»*: начинается она с роддома, следом идут детская больница, потом взрослая больница и морг, а заканчивается Новодевичьим кладбищем. Метафора красивая и прямая, как и сама улица. Мой дом находился ровно по центру между роддомом и монастырем, и каждый раз, «земную жизнь пройдя до половины», я оказывался в круглосуточном минимаркете, покупал Стивену его любимые шпроты и радовался тому, что, кажется, время еще есть.
* «Аллеей жизни» называется сквер в больничном городке, который расположен параллельно Большой Пироговской.
