Пост принял: ограничения в еде от брахманов до диетологов

Десять процентов людей на планете до сих пор критически не доедают. Но, что удивительно, если ограничение еды случилось по доброй воле, оно из чего-то страшного трансформируется в возвышенное. Пост, аскеза, голодовка и даже диета — это радикальный способ заявить нечто важное: власти, окружающим, самому себе.

В христианстве отказ от еды воспринимался как кардинальное усмирение плоти, чтобы сместить акцент на духовное. Своего рода деяние, в котором нужно ориентироваться на великих подвижников. Считалось, что Моисей во время получения Скрижалей и Заповедей 40 дней «хлеба не ел и воды не пил». Иоанн Креститель всю жизнь провел в посте, питаясь диким медом и акридами.

«Битва Масленицы и Поста», Питер Брейгель Старший, 1559

Kunsthistorisches Museum Wien, Bilddatenbank.

Великий пост глобально задавал коллективный ритм: общество синхронно замедлялось, меняло рацион, отказывалось от излишеств (в том числе в мыслях). Пища здесь играла роль маркера: постишься — значит, поддерживаешь общественный (а с ним и сакральный) порядок. В монашеских практиках аскеза доходила до крайностей, но смысл оставался тем же: через контроль над телом человек демонстрировал готовность к борьбе с искусом.

Похожие механизмы существовали и в других культурах. 

В индуистской и буддийской традициях пост — форма дисциплины и очищения, способ самовоспитания. В исламе месяц поста Рамадан соединяет личный опыт с коллективной солидарностью. Отказ от еды днем напоминает о социальной ответственности и равенстве, когда и богатый, и бедный испытывают одно и то же телесное ограничение.

The New York Public Library

Mary Evans Picture Library / East News

Со временем ограничения еды вышли за пределы религии и стали социальным инструментом. В Индии голодовку (она назвалась абходжана) еще со Средневековья использовали как средство давления на должника. Кредитор мог голодать сам или перестать кормить своих слуг и детей, причем все делалось демонстративно, прямо у дома неплательщика. В случае смерти кредитора должник считался его убийцей.

Задолго до Ганди голодовка как политический протест и даже шантаж практиковалась в некоторых царствах Индостана.

В X веке брахманы с ее помощью добивались смещения главного министра Тунги, фаворита царицы Дидды, происходившего из низкой касты. В кашмирской хронике XII века говорится о том, как брахманы, используя ту же тактику, выступали против царя Бхикшу и требовали реставрации на троне его соперника. Также известны случаи, когда в XI и XII веках царские войска своими голодовками добивались увеличения жалованья.

Народная столовая. Нижегородская губерния, 1892

Максим Дмитриев / МАММ / МДФ

Гай Муций Сцевола держит руку над огнем, демонстрируя решимость

Ca' Rezzonico

Но, конечно, подобная тактика гораздо больше ассоциируется с XX веком. Акции ирландских республиканцев, индийских демонстрантов времен Ганди, советских диссидентов (здесь лучший пример — академик Сахаров) показывали государству, насколько протестующие радикальны и сильны духом. Чем-то напоминает античную историю о том, как легендарный римский заговорщик Гай Муций Сцевола воздел полыхающую руку над огнем перед деспотом, чтобы показать свою решимость.

К слову, первое упоминание голодовки как вида протеста в России можно найти в книге народовольца Степняка-Кравчинского.

Причем он называет ее «страшной формой борьбы». Но пик ее начался после революции 1905 года: объявление голодовок стало массовым феноменом, о нем регулярно писали газеты, причем не только подпольные.

В 1960-е произошли новые изменения — вместе с поп-культурой и медициной. Добровольное ограничение в еде перестало быть религиозным или политическим и превратилось в консьюмеристский проект самоконтроля. Отказ от определенных продуктов стал способом продемонстрировать дисциплину, осознанность, принадлежность к классу или стилю жизни.

Плакат в поддержку участников голодовки Ирландской республиканской армии (ИРА) в 1981 году в Белфасте, Северная Ирландия

Jacob Sutton / Getty Images

Современная диета — наследница аскезы, в том смысле, что это прежде всего социальное и культурное явление, но уже лишенное сакрального измерения. Впрочем, зачастую и практического. Из авторов ста главных мировых бестселлеров, посвященных диетам, только пять человек имеют отношение к диетологии, и лишь треть хоть как-то связаны с медициной.

Так уж повелось, что в конечном счете отказ от еды — это почти всегда разговор о власти. О том, кто управляет телом: Бог, государство, идеология, рынок. И все это упирается в харизму и коммуникацию — без нее голодовка словно бы лишена смысла, как лишено звука упавшее дерево в лесу из буддийского коана.