Стиляги, чуваки, штатники: по ту сторону комсомола

Первый со времен НЭПа эпатажный протест против серости советской идеологии случился в конце 1940-х и завершился в конце 1950-х. По большому счету, он же — единственный по своей мощи, социальной напряженности и яркости. Его острая фаза длилась всего 4 года. Вспоминаем, из кого в те годы состояла и чем жила московская молодежь.

После Второй мировой Европа лежала в руинах. На ее фоне Соединенные Штаты выглядели земным раем. Не удивительно, что на них заглядывалась вся молодежь Старого Света. Молодым на генетическом уровне свойственно желать не того, что есть. Но если европейские юноши и девушки видели хоть что-то похожее на Америку в своих странах перед войной, то советские не могли себе такого даже представить. Самое трагическое событие мировой истории открыло для них окно в сказочный мир. Оттуда хлынул свежий ветер, вскружил голову и понес буквально неведомо куда.

РИА Новости

Брожение умов началось почти сразу после Победы, когда в Союз потекла «трофейная информация». Но историю тогдашней неформальной молодежи можно отсчитывать уже с 26 июня 1944 года, когда в СССР показали «Серенаду солнечной долины». Музыка в исполнении биг-бэнда Гленна Миллера давала новое представление о прекрасном. Каждый, кто умел дудеть, водить смычком, перебирать струны, давить на клавиши, пытался ее воспроизвести. А кто не умел, старался походить на джазменов хотя бы одеждой.

К 1949 году перемены в поведении тех, кому предстояло строить коммунизм, стали вызывать серьезные опасения, и 10 марта во всесоюзном сатирическом журнале «Крокодил» появился фельетон Дмитрия Беляева «Стиляга» из серии «Типы, уходящие в прошлое». Заглавное слово было придумано журналистом, и означало следующее:

«<…> изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клеша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши. Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую, после чего обнаружились носки, которые, казалось, сделаны из кусочков американского флага».

Статья Беляева — это одна из версий возникновения слова и понятия. Вторая: люди пытались танцевать танцы, которых никогда не видели, выдумывали собственные стили — атомный, канадский и т. д. Двигаться под музыку подобным образом называлось «танцевать стилем». Третья: от прилагательного style — похожий на, по типу, а-ля. Так джазмены говорят про не оригинального исполнителя. В русской версии: стилять значит «косить» под кого-то. И четвертая, от которой, похоже, и отталкивался автор фельетона, — думать, что одеваешься стильно.

Р. Лихач / РИА Новости

В любом случае, это слово было если не ругательным, то уничижительным. Под такое определение попадали молодые люди из трех условных групп.
1. Золотая молодежь — дети неприкасаемых (всевозможных «выездных» и высокопоставленных), имевшие доступ к первоисточникам информации, средства, чтобы соответствовать требованиям «стиля», отдельные квартиры, чтобы этим стилем наслаждаться.
2. Чуваки — выходцы из любых слоев общества, имеющие убеждения, которые грубо сводятся к тому, что штатовское — хорошо, советское — плохо.
3. Просто пижоны — любители модно одеться и шикарно провести время.

Но власти в эти тонкости не вникали, и в 1953-м начались серьезные облавы, позже появились народные дружинники. В ДНД (добровольная народная дружина) шли не только особо идейные, но полукриминальные элементы с целью снять с осквернителя морали какой-нибудь модный аксессуар, а потом продать такому же аморальщику. Также имел место извечный конфликт города и деревни: под определение «стиляга» попадали исключительно городские, многие выходцы из села были не прочь на законных основаниях почесать об них кулаки. При этом милиция и общественность деликатно закрывали глаза на террор, направленный на стиляг со стороны простого хулиганья. Те быстро почувствовали безнаказанность и дали себе волю. К тому же в их полку прибыло после амнистии 1953-го. Не удивительно, что те, кто носил узкие брюки, вскоре накачали бицепсы и широчайшую мышцу, многие из них и в дальнейшем остались поборниками здорового образа жизни.

Эммануил Евзерихин / ТАСС

Отследить «инакомыслящих» для милиции, дружинников и гопников было довольно просто: в особо крупных городах у неблагонадежных был свой Брод (от Бродвей) — место для моциона. Московским Бродвеем считалась четная стороны улицы Горького (Тверская) — от Пушкинской площади до проспекта Маркса (Охотный ряд). Здесь демонстрировали наряды, узнавали новости. Существовали специальные приемы, как ненавязчиво показать, что на тебе фирменная вещь, например: засунуть руку в карман брюк так, чтобы была видна подкладка плаща. Хорошую вещь всегда узнавали по подкладке.

На этой же стороне улицы, в доме № 6, находилось немыслимое по тем временам заведение «Коктейль-холл» («Кок»). Единственная точка, работавшая допоздна. Там собирались и спекулянты, и творческая интеллигенция, и дипломаты, и те, кого называли стилягами. Там же подавали не «портвейн с водкой», а настоящие коктейли и по приемлемой цене. Правда, из закусок были только орешки. Кстати, стиляг всех категорий пиво и водка не особо интересовали. Они предпочитали вино и портвейн, и то не из любви к алкоголю, а так, для антуража. А еще в «Коке» играли джаз, в том числе сам Юрий Саульский. Есть мнение, что такой оазис буржуазии был открыт с умыслом, чтобы легче отслеживать инакомыслящих и неблагонадежных, а при необходимости — ловить.

Хотя в действительности среди тех, кто ярко одевался и странно танцевал, внимания органов заслуживали только штатники, которые слушали голос Америки, читали запрещенную литературу, понимали джаз и абстракционистов, а наряды свои носили не от согласия с модой, а от несогласия с идеологией. Они так «низко преклонялись» перед Штатами, что надевали только made in USA — не дай бог кому-то из них появиться на людях с пуговицей, пришитой не по-американски (в четыре дырки), и в пиджаке с подкладкой на спине.

Кто есть кто — золотой отпрыск, убежденный чувак или простой пижон — показал 1957 год. Всемирный фестиваль молодежи и студентов принес с собой музыку Пресли и Билла Хейли, к ней переметнулись все, кроме штатников. Те продолжали слушать Гудмена, Армстронга, Эллингтона, Паркера, но поменяли прически, стали активнее читать Хемингуэя и подражать его героям. Первый и, пожалуй, последний после НЭПа протестно-эпатажный всплеск завершился. Великий российский джазмен Алексей Козлов так сказал об этом времени: «Я горжусь, что был чуваком, стилягами нас называли жлобы».