Трагедии муз

От Рафаэля загадок осталось не меньше, чем о да Винчи с его «Моной Лизой». Например: с самых разных его полотен смотрит одно и то же женское лицо. Большие темные глаза, прямой нос, мягко закругленные щеки — таковы его знаменитые мадонны, Сикстинская и делла Седиа. Но кто она, эта таинственная натурщица? Это неизвестно — но без большой любви здесь не обошлось.

Есть версия, что музу Рафаэля звали Маргарита Лути, и она была дочерью булочника. Отсюда прозвище «Форнарина» — «булочница». По одной из версий, Рафаэль увидел ее на улице, по другой — она приносила выпечку на виллу, которую художник как раз расписывал. Рафаэль выкупил ее у отца и взял на содержание (а кто-то говорил, что и женился на ней — но тайно).

Это, правда, поздняя версия — а так неизвестно, существовала ли Форнарина на самом деле. Зато точно известно, что женщин Рафаэль любил, иногда даже чересчур. Однажды после бурного свидания он вернулся домой в жару, и ему по медицинской моде тех лет сделали кровопускание — так он и умер. Говорят, что свидание было именно с Форнариной — по крайней мере, именно она, по версии биографов, рыдала у его постели.

Во второй половине XIX века Рафаэля ниспровергли — сделали это молодые художники, которые назвали себя прерафаэлитами. Пока они занимались ниспровержением, Элизабет Сиддал, дочь скобаря, трудилась в шляпной мастерской. Но мечтала о другом — о поэзии, об искусстве. Элизабет открыл один из прерафаэлитов. С их точки зрения, это было попадание в десятку. Высокая, стройная красавица со скульптурными чертами лица и волнистыми рыжими волосами — именно так они представляли себе идеальных женщин эпохи Возрождения.

Элизабет стала для прерафаэлитов главной и любимой натурщицей. Это был скандал: в то время это занятие считалось чуть лучше проституции. Зато теперь ее окружала богема, а гонорары позволяли больше не гнуть спину в мастерской. Роль музы была для нее тесновата — она и сама взялась за кисть и стала неплохой художницей. Прерафаэлиты писали с нее шекспировских героинь, а их предводитель Данте Габриэль Россетти влюбился в нее и соблазнил.

Россетти потребовал, чтобы Сиддал позировала только для него, посвятил ей множество картин и рисунков. Но, конечно, одной музы ему быстро стало мало — были и другие, которых он к тому же делил с коллегами. Элизабет, уставшая от скандалов и измен, чувствовала себя все хуже. Однажды она простудилась — позировала в роли Офелии, лежа в холодной ванне. Врачи прописали ей популярное в то время наркотическое средство от всех болезней, к которому она быстро пристрастилась. Несколько лет спустя она умерла от передозировки.

Россетти был безутешен — он даже похоронил вместе со своей музой единственную рукопись своих стихов и поклялся больше никогда не писать. Но через пару лет передумал — и могилу пришлось вскрывать.

Двадцатилетняя история любви Шарля Бодлера и Жанны Дюваль — это уже настоящий декаданс. Одно из самых известных стихотворений Бодлера с романтическим названием «Падаль» посвящено именно Жанне. Как и множество других — «Балкон», «Экзотический аромат», «Танцующая змея». Бодлер был тот еще enfant terrible — шокировал публику возмутительными стихами, презирал общество, жил в нищете, отдавал должное абсенту и другим веществам. В одном из своих эссе он заявлял: женщина как явление отвратительна и вульгарна. И тем не менее был влюблен. Может быть, потому что по части дурного поведения его возлюбленная обходила даже его.

Жанна Дюваль была гаитянской креолкой, танцовщицей и куртизанкой, что по меркам буржуазной Франции XIX века уже ставило ее вне общества. И делало идеальной музой для декадента: считалось, что в отличие от жеманниц, воспитанных в пансионах благородных девиц, такие женщины способны на искренность и страсть. Так что Бодлер, который называл свою музу «Черной Венерой», получил ровно то, о чем мечтал. Он страстно ее обожал. За год поэт спустил половину доставшегося ему неплохого наследства, гуляя со своей музой в кафешантанах и кабаре, да и потом продолжил ее содержать. Он делал ей дорогие подарки — а она, судя по всему, наградила его сифилисом, которым болела.

Пороки не мешали художникам находить в «Черной Венере» вдохновение. Это касалось не только Бодлера — например, есть ее портрет кисти Мане. К моменту, когда этот портрет был написан, она почти ослепла. Бодлер ушел из жизни в 1867-м. Как и когда умерла Жанна, никто точно не знает.

Ревущие двадцатые — время джаза, эмансипации, рокота моторов, причесок каре и коктейлей (хотя кое-где их приходится наливать из чайника). Новой эпохе нужны были свои звезды, и ими стали Скотт и Зельда Фицджеральд. Драма в их отношениях началась еще до брака. Сначала Зельда долго ждала, когда жених прославится и разбогатеет, потом однажды бросила ему кольцо в лицо, разорвав помолвку. Это были попытки оттянуть неизбежное. Они были созданы друг для друга — оба взбалмошные, стильные, веселые и невероятно инфантильные.

Фицджеральд, когда привалили гонорары, приобрел целый особняк на Манхэттене. Однако успех не мешал звездной паре периодически оставаться без гроша: все уходило на вечеринки, штрафы и шампанское. Скотт и Зельда регулярно становилась героями нью-йоркской светской хроники: то катались на крыше машины, то Скотт подрался, то Зельда полезла купаться в фонтан. Молодежь была в восторге, стремясь подражать трендсеттерам. Их жизнь на французской Ривьере среди других обеспеченных американцев тоже восхищала непринужденностью и артистической небрежностью.

Зельда вдохновляла мужа — он брал у нее фразы, мысли и жесты для своих персонажей. Но со временем эксцентричность делалась все менее безобидной. Сначала она приревновала мужа к Айседоре Дункан и кинулась с лестницы, затем начала слышать голоса, а потом просто сошла с ума и оказалась в лечебнице.

Когда Маяковский познакомился с Лилей Брик, он уже был скандальной звездой футуризма — вовсю эпатировал публику розовыми пиджаками, желтыми кофтами и гениальными стихами. Строго говоря, он сначала познакомился с мужем Лили, Осипом. Тот мгновенно стал его фанатом и даже собрался издавать поэму «Облако в штанах» за свой счет. Поначалу поэт воспринимал их как восторженных богатых дураков, с которых можно стрясти денег, но это продлилось недолго. Маяковского очаровал не Осип, а его молодая рыжая жена Лиля: «Облако» было написано про другую женщину, но вышло с посвящением ей.

Лиля умела соблазнять мужчин. Ее рецепт, как она сама признавала, был прост: объяснить мужчине, что он гений, но никто, кроме нее, Лили, этого не понимает, а потом разрешить ему что-нибудь, чего не разрешают дома, — например, курить и ездить куда вздумается. Плюс хорошая обувь, плюс шелковое белье. Дальше образовался один из самых известных любовных треугольников в русской литературе. Маяковский любил Лилю. Лиля любила Осипа, стихи Маяковского и деньги Маяковского, а сам Маяковский ее утомлял. Осип любил всех. Брик относилась к своей роли музы очень ответственно и прямо говорила, что страдать поэту полезно — помучается и напишет хорошие стихи. Так оно и было: Маяковский страдал и писал, для Лили и про Лилю. Дважды он снял ее в кино. В заграничные поездки он отправлялся с длиннейшими списками вещей, которые должен был купить и привезти Лиле из Парижа и Берлина (платья, шляпки, чулки, духи, автомобиль как у жены французского посла).

Когда в 1930-м Маяковский погиб, Лиля Брик записала в дневнике: «Володик доказал мне, какой это чудовищный эгоизм — застрелиться». Сама она дожила до 1978 года, пользуясь непререкаемым авторитетом у многих поколений отечественной и иностранной богемы, и стала главной хранительницей памяти и наследия поэта.

Когда Джейн Биркин впервые увидела Сержа Генсбура на съемочной площадке романтической комедии, в которой они должны были играть двух любовников, она посчитала его уродливым, наглым и грубым. Она не знала ни слова по-французски, так что Генсбур при всем желании не мог ее разубедить. Кроме языкового барьера между ними было еще 20 лет разницы в возрасте. Каждый день после съемок она плакала в гримерке. А потом, в один судьбоносный вечер, в танце Биркин поняла, что за грубостью Генсбур прячет неуверенность, и вообще — он джентльмен и настоящий романтик.

Начался бурный роман, который продлился 12 лет. Год спустя они записали вместе песню «Je t’aime… moi non plus» («Я люблю тебя… я тоже нет») — настолько скандальную, что ее временно запретили в Великобритании, а в Италии ее осудил папа Римский. Биркин исполняла свою партию с таким страстным придыханием, что появилась городская легенда: якобы Серж и Джейн занялись сексом прямо в студии, во время записи. Много позже она опровергала ее: «Конечно, нет! Если бы это было так, трек получился бы на час». Вместе эти двое были самой стильной и самой скандальной парой эпохи — кинозвезда и проклятый поэт. Они ссорились, мирились, ревновали друг друга и снова ссорились, ночи проводили на тусовках, но под утро неизменно возвращались домой, чтобы разбудить детей, которым пора было идти в школу. Генсбур говорил: «Мы не нарушаем никакие моральные ограничения только потому, что никаких моральных ограничений у нас, собственно, нет». Однажды Биркин прилюдно бросила ему в лицо пирог с кремом, потом гналась за ним по бульвару Сен-Жермен, а потом прыгнула в Сену, чтобы остудить свой гнев. Домой они вернулись счастливые и спокойные, под руку.

Генсбур и Биркин снялись вместе в 16 фильмах, провели вместе 12 лет, расстались (из-за его алкоголизма), но любить друг друга не перестали.