Гуфа невозможно представить без Москвы. Москва — в его треках, в его судьбе и даже на его татуировках. Он рассказал, зачем уезжает из великого города, и почему каждый раз неизбежно возвращается обратно.
Дмитрий Болдин: Недавно наткнулся на ролик, в котором молодой парень решает прогуляться по Москве Гуфа — по строчкам из твоих песен. В итоге видео стало невероятно популярным: тысячи комментов, репостов, лайков.
Алексей Долматов: Серьезно? Это приятно. Но мне кажется, что трудно пройти все точки, про которые я читаю и говорю.
А ты вообще знал, что люди ходят по твоим местам?
Нет, но как-то видел в отмеченных сториз: какой-то парень фоткается около подъезда, где я вырос. А один раз шел по Пятницкой, меня догоняют два типа и говорят: «Ты же Гуф?» Я: «Да!» И один другому: «Блин, я ж тебе говорил, что мы Гуфа встретим! Мы поэтому на Пятницкую приехали, он здесь всегда ходит». То есть они даже удивлены не были, они просто считали, что я всегда хожу по Пятницкой.
Если нарисовать карту Москвы Гуфа, как бы она выглядела? Куда надо идти и что смотреть?
Ну, она точно началась бы с бабушкиного дома в Замоскворечье. Потом по Пятницкой надо обойти весь район кругами, много-много раз, чтобы выучить его наизусть. Дальше — Красная площадь, Тверская и наверх по Ленинградке. Это первые места. Юго-Запад еще можно зацепить, Ленинский. Я там долго жил. Ну, еще можно съездить в спальники — в Выхино. Я о них тоже читал.
Ты ощущаешь себя проводником между своими слушателями и городом?
Думаю, что все-таки нет. Потому что я просто читаю, о чем знаю и что вижу: бабушка, трамвай, Замоскворечье. Я же по жизни сторителлингом занимаюсь, и в треках вспоминаю разные места. Но, наверное, если это как-то и на кого-то повлияет, то будет круто.
А если обобщить, Москва для тебя — это что?
Это мама. В том плане, что город-мама. Она меня вырастила и воспитала. Может, звучит по-идиотски, но всё же: сижу живой здесь, и слава богу. Это реально, знаешь, как с настоящей мамой: когда ты маленький, она на тебя не производит впечатления, и только лет в 16 ты начинаешь понимать: «Е***ть у меня мама крутая!» Так у меня с Москвой. Даже если меня что-то не устраивает здесь, я все равно принимаю ее такой, какая она есть.
Слушай, ну вот раз заговорили о детстве. Ты же в 1991-м году уехал в Китай и провел там много лет. Тебе тогда трудно было осознать, что ты улетаешь из Москвы надолго?
Да все было как-то быстро, мне сказали родители: «Вот, мы летим». И мы полетели. Первый год-полтора я очень скучал по Москве и хотел поскорее сюда вернуться. Писал всем письма, отправлял их. А потом как-то там прижился. Но никогда не забывал о «старушке».
Ты семь лет там учился, да? И не приезжал в Москву?
Не, я прилетал — меня отпускали на каникулы летом. У меня есть фотки: мне лет 15–16, я такой, как иностранец, стою здесь, c пленочным фотоаппаратом на груди, в кепке и вельветовых штанах. (Смеется.) А потом, да, летел обратно в Китай.
Там знали откуда ты?
Конечно, и я этим гордился. В Китае, где я жил и учился, тоже были русские: из Иркутска, Хабаровска. Но я — единственный москвич.
А хабаровские тебе ничего не говорили? Мол, слышишь, столичный…
Не-не, я там рулил всем, чем можно. У меня китайский был лучше всех, и они всё время обращались ко мне за помощью. Ну и папа был представителем «Аэрофлота», то есть я такой был — типа авторитетный московский. (Смеется.)
Если глобально: ты улетел из Москвы еще советской, в начале девяностых, а потом вернулся в Москву капиталистическую, 1998-го года. Ты почувствовал какие-то изменения в столице?
Ты знаешь, у меня было столько проблем, когда я вернулся, что было все равно, какая она там — капиталистическая или советская. Я прилетел, и у меня через два месяца уже был суд. Не было такого: м-м, да, кстати, как-то отличается город от советского периода. Мне тогда было все равно, абсолютно. Главное было — выбраться из всех проблем, с которыми я столкнулся.
А общество? В людях почувствовал какие-нибудь изменения?
Москвичи остались такими же. Ну, может, кто-то и говорит, что мы не все гостеприимные, или что-то еще, но везде есть плохие люди. Так же и москвичи: бывают противные, вредные, а бывают с душой нараспашку.
Ты к каким относишься?
Я всегда был очень замкнутым человеком на самом деле. Интровертом. А с приходом популярности вообще стало невыносимо. Честно.
У тебя есть в городе места силы? Где тебе хорошо, спокойно, и ты себя чувствуешь в безопасности.
В Замоскворечье у меня есть мостик один, горбатенький. Раньше часто на него выходил. А сейчас всякий раз, когда проезжаю рядом, из окна машины машу ему рукой. Ну и вообще, если я выезжаю куда-то, то всегда сначала еду до старого района, бабушкиного дома. Там сделаю пару кругов, хотя уже некому набрать, а потом уже дальше по делам. Еще люблю смотровую площадку на Воробьевых горах. Стоишь там такой и думаешь: да-а, город! Но давненько там не был.
А места, которые утратили силу, — есть такие?
Москва-Сити. Хотя я и не чувствовал никогда это местом силы. Скорее для меня это место слабости какой-то. Потому что как только захожу туда, прям плита какая-то на голове появляется.
Роза ветров, отовсюду дует, непонятно, куда идти, машины сигналят…
Да-да, какой-то основной звук там не тот. Мне не очень это все нравится.
А Патрики, которые третий год на хайпе и все туда рвутся, — как ты к ним относишься?
Как-то раздули эти Патрики. Ну райончик и райончик, такой же, как Чистые пруды или Замоскворечье. У меня в детстве там жил друг, мы к нему ездили. Вот тогда было офигенно: и пруд, и сам район. Можно было спокойно погулять. А сейчас, когда проезжаю, все окна закрываю. Что там этот съем происходит и все понтуются тачками — это всё не мое.
Ты же смотрел первого «Брата»?
Конечно!
Москву не надо покорять, нужно сначала полюбить ее от души. Многие приезжают, жадные до денег, рвутся на дерзком, мол, надо здесь развернуться — и тогда их город скручивает сильно и отправляет обратно
Помнишь, там был эпизод, в котором Немец говорит Бодрову: «Город забирает силу!» Ты согласен с этим высказыванием?
Это, скорее, больше относится к тем, кто приезжает из другого города и такой: «Я приехал покорять Москву». А не нужно стремиться ее покорить, нужно сначала полюбить ее от души. Многие приезжают, жадные до денег, рвутся на дерзком, мол, надо здесь развернуться — и тогда их город скручивает сильно и отправляет обратно. Чтобы город тебе что-то дал, реально нужно в первую очередь полюбить его сердцем и почувствовать дыхание.
Ну это трудно, если ты не москвич, почувствовать то дыхание, о котором ты говоришь. Потому что такой пинок можно получить от столицы нашей.
Ну может, и не надо лезть? Мы-то еле держимся.
А ты-то почему тогда уехал в область, в лес? Прям как Сэлинджер.
Меня тоже выдавил город. (Смеется.) На самом деле, просто там, где я жил, была очень маленькая квартира, и мне стало тесно.
Понимаю, но ты же не переехал в другую квартиру, побольше, а уехал за город.
Я пожил в разных квартирах: и в высотке на Котельнической, и в «свечках» на Воробьевых, пять-шесть квартир сменил. Если честно, меня бесят… соседи.
«Эти соседи, эти соседи снизу…»
Крик во дворе стал бесить; что узнают в лифте, а потом весь двор знает, что тут вот живет Гуф. Я стал гаситься от всех и уехал. У меня сейчас соседей нет в радиусе метров ста, наверное. И личного пространства стало больше. Но я же езжу в Москву, за деньгами, к примеру. (Смеется.)
Вот она, любовь капиталистическая. А что ты делаешь за городом? Как там проходит твоя жизнь?
Слушай, у меня там студия, отдельный дом для нее построен; баскетбольная площадка, девушка. Какой-то спокойной, размеренной жизнью живем. Будни там, а на выходные едем куда-нибудь в Москву, не знаю, качать клубы. Мне нормально так, я не собираюсь оттуда переезжать. Но квартиру в городе хочу со временем купить.
Просто чтоб была переночевать?
Нет, чтобы высоко, и вид хороший был. Потому что это единственное, что меня обламывает в жизни за городом: куда ни сядешь — вид на забор, никакой перспективы. И так особо рэпа не написать. Кругом эти заборы.
То есть для тебя вид — самое важное?
Ну да. Чем выше, тем лучше. Этаж 13-й или 20-й. Когда я жил на Воробьевых, дом стоял на холме, и там из окон было видно одновременно всё: и машины, и поезда вдалеке, и самолеты пролетающие. У меня рука сама писала там стихи.
Реально? Прям настолько вид на город влияет на тебя?
Да, очень сильно.
А в лесу не так пишется?
Нет, там тоже иногда пишется. Потому что хочешь не хочешь, а писать надо.
Нет у тебя такого, что за городом круто и спокойно, всё на месте, но все же хочется приехать в Москву и просто погулять одному по городу? Ну если по-честному.
Есть. Я очень часто хочу так сделать. Но, блин, надо балаклаву надевать, потому что много каких-то неадекватных стало. Не только издалека кричат: «Гуф красавчик!» или «Салют», а есть такие, кто: «Сергеич, е***та, иди сюда!» У меня есть охранник, но что я, с ним, что ли, пойду гулять?
А если ночью одному?
А ночью еще опаснее. (Смеется.) Знаешь, я даже если где-то хочу посидеть, неважно, в какое время суток, выбираю такие места, где одни китайцы, или где только те, кому за 40 и кому я не нужен, чтобы сфоткаться.
Сильно все это внимание выжигает, да?
Очень!
Ты поэтому решил в прощальный тур поехать?
Угу, надоело.
Что именно?
Надоело скакать в течение… скольких лет уже? Лет двадцать я езжу с Ice Baby или «Я посвящаю строки этому городу». Я реально буду со всеми городами прощаться и больше в туры не поеду, возьму паузу. Хочу где-нибудь осесть, к примеру, на Пхукете, и записать нормальный альбом. Неважно, сколько времени на это уйдет, года два или три — вообще не важно. У меня есть подушка безопасности, и я могу ничем не заниматься, кроме альбома. И когда я буду уверен, что да, он крутой, тогда, может, и вернусь.
Но ты же понимаешь, что, если вернешься с новыми альбомом, и там будут крутые треки, люди все равно будут ждать и просить классику? Аудиторию же невозможно взять и в секунду перевоспитать.
Да. У меня вот недавно выходил альбом, я с него вообще не читаю треки, хотя он зашел по стримам хорошо. Какие-то старые песни оставлю, конечно, по-любому. Потому что все просят старье.
Со сколькими городами будешь прощаться?
Пока в планах пятнадцать городов, и еще в Штатах четыре концерта дам. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Майами и Чикаго. Где наше комьюнити большое.
Ну почти по местам «Брата» поедешь. Тебе нравится Америка?
Я там последний раз был лет десять назад, наверное. Честно, я не чувствую себя там своим.
А все любят Нью-Йорк и хотят там побывать. Все такие: вау, вау, вау, Эмпайр-cтейт.
Да мне плевать на это всё.
Хорошо, а где ты, кроме России, чувствуешь себя своим?
В Азии, в Индонезии, в Таиланде. Мне главное, чтобы солнца было много. Просто ужасно трудно, когда над тобой все время серое небо. Поэтому, как только первый снег здесь выпадает, — я беру билет.
Но что бы ни происходило у меня в жизни, когда я возвращаюсь в Москву, и самолет проходит через семь слоев облаков, и появляются очертания города — у меня всегда сжимается сердце. Потому что мама ждет. И я дома
Как скоро у тебя наступает момент, когда ты хочешь вернуться обратно?
Когда здесь нормальная погода начинается — тогда я возвращаюсь. (Смеется.) Я сейчас стараюсь выстраивать свой график так, чтобы с октября по апрель быть там, а с апреля по октябрь — тут. Но что бы ни было, что бы ни происходило у меня в жизни, когда я возвращаюсь в Москву, и самолет проходит через семь слоев облаков, и появляются очертания города — у меня всегда сжимается сердце. Потому что мама ждет. И я дома.
Да-да, cемь высоток от лопатки до лопатки, на руках гербы, есть еще Юрий Долгорукий. А первую татуху я набил в 18 лет. Это был 1997-й год, 850 лет городу. Восемь, пять, ноль
Слушай, вот я много с кем общался и много у кого брал интервью, но то, как ты говоришь о Москве, как ее чувствуешь, — таких людей я не припомню. Если по факту, ты же вообще, по сути, всего себя отдал городу — у тебя даже все тело в татухах, символизирующих Москву.
Да-да, cемь высоток от лопатки до лопатки, на руках гербы, есть еще Юрий Долгорукий.
А первая татуха с Москвой у тебя какая была?
Карта Замоскворечья на печени.
Во сколько лет ты ее набил?
В 18. Это был 1997-й год, 850 лет городу. Восемь, пять, ноль. (Смеется.)
Я к чему это все подвожу: вот ты отдал себя и, по сути, свое творчество этому городу. А он тебе чем отплатил, что дал взамен?
Ну как что? Жизнь!
Представляешь, если однажды здесь появится улица Долматова?
Долматовский тупик, где-нибудь в районе Пятницкой. (Смеется.)
А если памятник? В какой точке Москвы ты бы его хотел?
Во дворе бабушкиного дома. Я вам покажу где. Если меня не будет, позаботьтесь об этом, пожалуйста.
