Гангстерский шик: от Аль Капоне до Пабло Эскобара

В Америке 1920-х, во времена Сухого закона, улицы Чикаго и Нью-Йорка стали подиумами для новой моды. Аль Капоне, «король бутлегеров», никогда не выходил на публику в помятой рубашке: дорогие костюмы-тройки из тончайшей шерсти, безупречно начищенные туфли, шляпа-федора и толстая сигара в руке создавали образ успешного бизнесмена, а не преступника. Его гардероб, по оценкам современников, стоил сотни тысяч долларов.

Капоне понимал: изысканный костюм действует не хуже автомата «Томпсона», потому что вызывает одновременно и уважение, и трепет. Даже его легендарное прозвище Scarface («Лицо со шрамом») не мешало выглядеть респектабельно. В дорогом костюме рубец казался не уродством, а «боевым знаком». Подчиненные смотрели на босса как на эталон, а журналисты писали о его шике так же часто, как о перестрелках.

В это же время афроамериканские кварталы Нью-Йорка и Лос-Анджелеса стали центром другой эстетики — зут-сьюта. Длинные пиджаки до колена, широкие брюки, шляпы с огромным пером и яркие галстуки создавали дерзкий образ, который стал прямым вызовом обществу. Для чернокожих гангстеров и музыкантов это был способ сказать:

Эта мода быстро распространилась, став символом уличных банд и джазовых клубов. Но она же провоцировала конфликты. Например, в 1943 году в Лос-Анджелесе произошли так называемые «Бунты в стиле зут-сьют», когда белые военные моряки нападали на латино- и афроамериканскую молодежь в яркой одежде, избивая их и срывая костюмы. Эти стычки были вызваны расовой напряженностью и раздражением солдат. Они считали зут-сьюты непатриотичными из-за чрезмерного расхода ткани в условиях военной нормировки (ограничения потребления материалов ради нужд фронта). Столкновения продолжались почти неделю и показали, что мода может быть не только выражением стиля, но и поводом для социальных и расовых конфликтов.

Послевоенная Италия подарила миру другую грань «гангстерского шика». Сицилийские кланы, в отличие от американских коллег, предпочитали неброскую элегантность: дорогие темные костюмы, минимум украшений, холодная строгость. Здесь мода работала не на показ, а на сохранение традиций и демонстрацию сдержанной силы.

Джон Готти, глава семьи Гамбино в Нью-Йорке, получил прозвище «Щеголеватый дон» за любовь к костюмам Brioni, шелковым галстукам и рубашкам на заказ. Его внешний вид стал таким же символом власти, как и репутация беспощадного мафиози. Для прессы Готти выглядел скорее кинозвездой, чем преступником: всегда в дорогих костюмах, с ухоженной прической и улыбкой. Именно он стал прототипом образов мафиози в «Славных парнях» и «Клане Сопрано».

Еще позже, в 80-е, латиноамериканские наркобароны вывели гангстерский шик на новый уровень. Пабло Эскобар, «кокаиновый король»* Колумбии, был человеком контрастов. Его имидж строился на сочетании нарочитой простоты и показной роскоши. С одной стороны — обычные джинсы, рубашки поло и кроссовки, подчеркивавшие близость к «своим», с другой — дорогие кожаные куртки, золотые часы и безупречно отглаженные костюмы, в которых он позировал для редких официальных снимков.

Эскобар тоже умел превращать одежду в инструмент власти. Миллиардер в белой рубашке выглядел простым парнем из Медельина, но этот образ скрывал за собой империю, приносящую миллионы долларов ежедневно. Его стиль был тщательно выверен — «народный» фасад для масс и роскошные аксессуары для демонстрации статуса.

То же отражалось в его владениях, где были виллы с бассейнами и мраморными лестницами, коллекции редчайших автомобилей, частные самолеты и даже собственный зоопарк с жирафами и бегемотами. Эскобар превращал моду в элемент мифологии — от фотографий с семьей в скромной одежде до историй о том, как он сжег два миллиона долларов в костре, чтобы согреть дочь, когда они скрывались от властей в горах. Его внешний образ становился продолжением криминальной легенды.

Хоакин «Эль Чапо» Гусман и его окружение любили ковбойские шляпы, яркие шелковые рубахи и массивные золотые украшения. Это вылилось в целый «наркостиль»*: пестрые рубашки Versace, позолоченные пистолеты, бронированные внедорожники. Вокруг этой эстетики появилась даже своя музыка — наркокорридо*, в которой певцы в таких же костюмах воспевали подвиги картелей. Сегодня «наркостиль» легко узнать: это сочетание кричаще богатой одежды и символов агрессии, которое стало частью массовой культуры в Латинской Америке.

Голливуд подхватил и закрепил бандитский визуальный код. «Крестный отец», «Лицо со шрамом», «Славные парни» сделали гангстеров модными и эстетически привлекательными. В этих фильмах одежда играла роль не меньшую, чем диалоги или сюжет. Аль Пачино в белом костюме Тони Монтаны стал символом новой дерзкой роскоши. А Роберт Де Ниро в «Славных парнях» менял десятки нарядов, подчеркивая, что стиль для мафиози — часть профессии.

За всей этой эстетикой всегда скрывалась амбивалентность. Костюм, шляпа, кольцо — это был не только вызов обществу, но и форма защиты.

Мода работала в согласии с психологией власти. Увидев человека в дорогом костюме, простые горожане воспринимали его как «хозяина жизни».

Сегодня гангстерский шик продолжает жить — в клипах и кино. Рэп-культура переняла эстетику мафии: золотые цепи, огромные автомобили, костюмы на заказ и показную роскошь. Дизайнеры включают в коллекции образы «гангстеров», на которые их вдохновили Аль Капоне и наркобароны*. Стиль стал архетипом. Он больше не принадлежит преступникам, превратившись в универсальный язык власти.