Жизнь в лесу: Генри Дэвид Торо в поисках простоты

В книге «Уолден, или Жизнь в лесу», своем известнейшем труде и одном из самых значимых произведений американской литературы, Торо писал:

«Мы живем жалкой, муравьиной жизнью, хотя миф и утверждает, будто мы давно уж превращены в людей. Подобно пигмеям, мы сражаемся с цаплями, совершаем ошибку за ошибкой, кладем заплату на заплату и даже высшую добродетель проявляем по поводу необязательных и легко устранимых несчастий. Мы растрачиваем нашу жизнь на мелочи.

Честному человеку едва ли есть надобность считать далее чем на своих десяти пальцах, в крайнем случае можно прибавить еще пальцы на ногах, а дальше нечего и считать. Простота, простота, простота! Сведите свои дела к двум-трем, а не сотням и тысячам; вместо миллиона считайте до полдюжины и умещайте все счета на ладони».

Торо можно назвать потомственным нонконформистом. Его дед по материнской линии, американец шотландского происхождения Эйса Данбар, был одним из предводителей так называемого Масляного восстания в Гарварде в 1766 году — первого студенческого протеста на территории современных США. Тогда недовольство вспыхнуло из-за нехватки свежих продуктов (в частности, сливочного масла) в университете.

Правда, протестовал он по совсем другим поводам. В 1849 году, когда ему было 32, он опубликовал прославившее его эссе «О гражданском неповиновении». В нем молодой интеллектуал обосновал право каждого бороться с несправедливыми законами и не подчиняться власти, если это противоречит личным нравственным и моральным принципам.

Будущий мыслитель проявил себя бунтарем еще в Гарварде, где изучал риторику, античную культуру, философию, математику и естественные науки. Прослушав все курсы, он из принципа отказался платить пять долларов за диплом магистра.

Начиная с 1840-х Торо часто высказывался против рабства и войны США с Мексикой. Тот конфликт начался из-за спора о правах на Техас, а закончился потерей Мексикой более половины территории. Именно несогласие с действиями американских властей подтолкнуло Торо к написанию «Гражданского неповиновения».

Идеи, изложенные в ней, повлияли на Льва Толстого, Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга. Тем не менее сейчас Торо известен прежде всего не как аболиционист или политический философ, а как человек, который осмелился бросить вызов привычной жизни с ее суетой и зависимостью от вещей.

В начале 1845 года он жил в своем родном городе Конкорде, штат Массачусетс, куда вернулся после Гарварда, и помогал по работе отцу — тот владел предприятием по производству карандашей. В свободное время Торо часами бродил по лесам, окружавшим Конкорд, любуясь природой, а затем подробно конспектировал свои наблюдения. Но его все сильнее тяготила жизнь в шумном городе, и прогулки уже не спасали.

Весной того же года 27-летний Торо решил покинуть Конкорд и поселиться в лесу, отказаться от общества и сосредоточиться на собственной жизни. В своих странствиях он нашел подходящее место на берегу Уолденского пруда, небольшого водоема в трех километрах к югу от города на земле, которая принадлежала другу и наставнику Торо Ральфу Уолдо Эмерсону. Тот охотно разрешил приятелю использовать свой участок для эксперимента по уединению.

Торо писал: «В конце марта 1845 года я одолжил топор и пошел в лес, на берег Уолденского пруда, где я хотел выстроить себе дом, и начал валить еще молодые, высокие и стройные белые сосны».

«Теплый, обшитый и оштукатуренный дом, 10 футов на 15 [примерно три на четыре с половиной метра], с восьмифутовыми столбами, с чердаком и чуланом, с большим окном на каждой стороне, с двумя люками в полу, с входной дверью на одном конце и кирпичным очагом — на противоположном», — лаконично описывал хижину Торо.

Прилегающую к дому землю философ-отшельник засадил бобами, картофелем, кукурузой, горохом и свёклой. Для этого Торо пришлось перепахать участок, заросший орешником, и выкорчевать заполонившие его пни. Такие трудности не смущали Торо. Наоборот, он наслаждался процессом и тем, что получит пользу от посадок сам, без посредников в лице начальства, чиновников и торговцев. К его восторгу большая часть урожая уцелела. Через год он еще улучшил свои сельскохозяйственные показатели.

«Я на опыте этих двух лет усвоил, что если жить просто и есть только то, что сеешь, а сеять не больше, чем можешь съесть, и не стремиться обменять свой урожай на недостаточное количество более роскошных и дорогих вещей, то для этого довольно крохотного участка, — констатировал Торо. — Что все работы можно выполнять шутя, между делом, в летние дни, и, значит, не надо обременять себя волом, лошадью, коровой или свиньей, как сейчас принято».

Еще Торо пек лепешки из кукурузной муки и собирал ягоды. От употребления мяса, кофе, чая и молока он отказался. Торо не был вегетарианцем по этическим соображениям, но не хотел тратить время и силы на готовку мяса и рыбы.

«Поймав, вычистив, приготовив и съев рыбу, я не чувствовал подлинного насыщения, — объяснял Торо. — Она казалась ничтожной, ненужной и не стоящей стольких трудов. Ее вполне можно было бы заменить куском хлеба или несколькими картофелинами, а грязи и хлопот было бы меньше».

В конце концов мыслитель пришел к выводу, что людей заставляет употреблять животных в пищу их плотское, чувственное начало, поскольку никаких рациональных аргументов в пользу такой диеты не существует.

Почти всю обстановку для своей хижины Торо сделал сам. Из мебели у него были кровать, письменный стол, три стула и зеркало. В свободное от ведения хозяйства и наблюдений за природой время он много читал и составлял заметки, которые потом легли в основу «Уолдена». А еще он старался внимательнее прислушиваться к происходящему вокруг и наслаждаться звуками, доносившимися до его хижины.

Несмотря на репутацию отшельника, он не избегал общества и всегда радовался компании. Несколько раз в неделю он прогуливался до Конкорда и болтал с местными жителями. В одну из таких вылазок Торо снова продемонстрировал свою гражданскую позицию и схлестнулся с властями. Как-то вечером в июле 1846 года он наткнулся на констебля. Тот потребовал от философа уплатить подушный налог — фиксированную сумму, которой по результатам переписи облагался каждый взрослый гражданин.

Торо перестал платить его еще до того, как перебрался на Уолденский пруд. На требование констебля отшельник ответил отказом. Сам он объяснил это тем, что не желал «признавать власть штата, где у сенатских дверей торгуют мужчинами, женщинами и детьми, точно скотом». Констебль арестовал Торо за неповиновение, и ночь тот провел в камере. Утром он был освобожден. Выяснилось, что налог за Торо уплатила его тетя Мария. Торо поблагодарил родственницу и вернулся к себе.

Он прожил в лесу два года. Летом 1847-го Эмерсон пригласил Торо пожить с его родными, пока он сам будет путешествовать по Европе.

Он объяснял свое решение так: «Я ушел из леса по столь же важным причинам, что и поселился там. Быть может, мне казалось, что мне нужно прожить еще несколько жизней и я не мог тратить больше времени на эту. Удивительно, как легко и незаметно мы привыкаем к определенному образу жизни и как быстро проторяем себе дорогу».

Эмерсон продал хижину своему садовнику. Спустя еще пару лет домик купили два фермера. Они перевезли его на другой край Конкорда и обустроили под склад для зерна. В 1868-м хижину разобрали на пиломатериалы, а крышу навесили над амбаром.

Сам Торо умер за шесть лет до этого, 6 мая 1862-го, в 44 года от туберкулеза, который развился у него еще в 1830-х. За более чем 150 лет, прошедших с его смерти, он стал одним из самых популярных философов современности, хоть и оставил после себя всего несколько трудов. Торо почитают как образец политической сознательности, певца индивидуальности и пример готовности отстаивать свои принципы.

Кого-то они привели к отшельничеству, кого-то — к медитации и духовным практикам, а кому-то помогли начать заново ценить свою жизнь. Причем, в отличие от других мыслителей рассуждения Торо в наше время не вышли из моды. Наоборот — с ростом роли технологий и материальных благ изложенные в «Уолдене» идеи как будто становятся все более привлекательными.

Читая трактат Торо, люди XXI века понимают, почему образованный городской житель вдруг захотел бросить все и уйти жить в лес. Бесперебойный поток новостей, зависимость от чужого мнения, одержимость вещами — все это давит и вгоняет в тревожность.

Торо был уверен: счастье не сводится к социальному одобрению или солидной сумме на счете в банке. Своим опытом он показал, что ключевой элемент счастливой жизни — гармония с собой и миром. Примеряя его принципы, многие и в наше время осознают, что прогулка по лесу под пение птиц делает их счастливее, чем попытки накопить на новый смартфон или брендовую одежду.

Некоторые исследователи творчества Торо в шутку называют его прототипом современного хипстера — за то, как он популяризировал простое и осознанное существование, призывал отказаться от погони за трендами и социальным одобрением. Жить по Торо — значит прежде всего быть в мире с собой, а не надрываться ради начальника-капиталиста или государства.

Чтения интересной книги, похода по грибы с другом, вкусного обеда, размышлений на свежем воздухе. Об этих простых удовольствиях легко забыть, когда постоянно куда-то спешишь и чего-то хочешь. Именно поэтому Торо считают и одним из первых критиков общества потребления.

В мире, где вещи становятся все важнее, он пришел к вроде бы парадоксальному выводу: большинство того, к чему мы отчаянно стремимся и о чем беспокоимся, не делает нас счастливыми. А подлинное счастье состоит в том, чтобы понять это и сбросить груз повседневной шелухи мелких забот.

Генри Дэвид Торо писал: «Я ушел в лес, потому что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и пробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил. Я не хотел жить подделками вместо жизни — она слишком драгоценна для этого; не хотел я и самоотречения, если в нем не будет крайней необходимости. Я хотел погрузиться в самую суть жизни и добраться до ее сердцевины, хотел жить со спартанской простотой, изгнав из жизни все, что не является настоящей жизнью».