Планета полуночников

Жизнь в студенческом общежитии изменила меня навсегда. Полагаю, что ни в одном другом учреждении я не встретил бы таких ярких типажей и противоречивых личностей, как там.

Я попал в общежитие Томского государствен­ного университета, будучи студентом второго курса. Моя бытовая инвалидность на тот момент была уже совершенно очевидна для меня самого, но я все равно ее немного стеснялся, поэтому всю надежду на выживание возлагал исключительно на своего загадочного соседа.

Всё, что мне было известно: зовут его Дима, он учится в параллельной группе, слушает метал и обожает аниме.

Не скрою, в списке его увлечений мне бы хотелось увидеть кулинарию и клининг, но и он вряд ли рассчитывал на соседа, который ни разу в жизни не сложил ни одну вещь аккуратно.

Когда я заселялся в комнату, стоял жаркий сентябрьский день. Общежитие казалось мне огромным лайнером, терпящим бедствие, только вместо воды нас топил солнечный свет, который мы лихо зачерпнули одним бортом, и теперь в каж­дой каюте разливались желтым цветом обжи­гающие лучи.

Дима спал, укрывшись одеялом с ног до головы.

Было заметно, что это не дневная дремота японского офисного клерка за рабочим местом. И это не сон многодетной матери, выжатой домаш­ними делами и шумными детьми. Это был крепкий, уверенный сон работяги, который позволяет себе выспаться в субботу так, чтобы смыть стресс минувшей рабочей недели.

Об этом говорили специализированные очки для сна, и я четко помню, что увидел их тогда впервые — раньше мне казалось, что они существуют исключительно в американском кино.

На цыпочках я раскладывал свои вещи по комнате, оборачиваясь на каждый шорох, но Дима спокойненько спал и своим ровным свистящим дыханием, как метрономом, только помогал мне держать четкий ритм в моих бытовых потугах. Чуть позже в тот же день я начал ронять что-то, звонить кому-­то, двигать ящик, слушать музыку, но Дима даже не повернулся на другой бок. Конечно, я не знал, что помимо маски Дима еще и в берушах, и непробивае­мость его сна в тот момент меня серьезно впечатлила. С кучей вопросов в голове и без единого ответа я сам уснул под всё то же размеренное сопение.

Я впервые заговорил с ним на следующее утро, когда открыл глаза в 8:00. Он сидел за ноутбуком в наушниках, по-турецки сложив ноги. Длинные не самые чистые волосы, серьга в ухе, болезненная худоба и желтые от постоянного курения кончики пальцев.

Дима вытащил наушник из уха, моментально обнаружив пугающую громкость, с которой он смотрел аниме, хлопнул пробел, затем взглянул на меня и сказал:

— Доброе утро! Ты же Женя, да? Я — Дима.

— Здарова, — ответил я фальшиво-бодрым голосом. — Ты в универ гонишь?

Мой сосед загадочно улыбнулся, накинул наушник и снова хлопнул пробел.

Так мы начали жить с Диманом. Я просыпался утром, когда он с красными глазами досматривал очередную серию очередного Наруто. Я приходил вечером, укладывался спать, а Диман вставал и заваривал себе кофейку. Все наши разговоры представляли собой какую-то крайне формальную констатацию времени и погоды.

Возможно, всё бы так и оставалось, но каким-то образом о моей способности имитировать бодрый голос по утрам прознали на местной ра­диостанции и пригласили работать ведущим утреннего радиошоу.

Условия, как и на любом региональном радио, великолепные: безлимитный плохой кофе и возможность тешить свое эго. Конечно же, я согласился.

Служебный автомобиль забирал меня в 4:30 утра от общежития и вез на работу. Чтобы хоть как-то собирать себя в кучу, я решил просыпаться в 4:00 и полчаса посвящать неторопливым сборам.

Никогда не забуду свой самый первый выезд на службу. Звонит будильник, я открываю глаза и вижу Димана на пике его суточной формы. Его взгляд чист, он ест макароны, широко улыбается монитору и задорно раскачивает пяткой. Заметив меня, он меняется в лице так, словно увидел старого друга в незнакомом городе.

Хлопок от нашего рукопожатия звонкий и плотный. Диман начинает суетиться по комнате, бежит заваривать чай и жарить яичницу, и я понимаю, что таким образом он принимает меня у себя в гос­тях. Ночь — это не просто его время, ночь — это его планета, на которой впервые высадился представитель «дневной» цивилизации.

Я вышел в коридор и встретил людей, которых не встречал ранее. Они все смотрели на меня настороженно. Да, это были жители той же планеты, что и мой сосед.

Мы установили контакт, и я помню, как стремительно утекало время, а мне хотелось еще и еще стоять на общей кухне и познавать их: кто они? как они живут? неужели им совсем не любопытно посмотреть университет?

За полгода работы утренним ведущим я узнал про Димана всё. Он рассказывал про свою родную деревню, про родителей и брата, про любимого пса и свою мечту стать музыкантом.

Мы смеялись, грустили, делились идеями и планами. Каждый день по полчаса очень сжатого информативного диалога. Жалко, что тогда никто не знал про подкасты, мне кажется, это могло бы стать хитом жанра.

Странное чувство, но только спустя неделю я как будто впервые увидел Димана. И тут дело не в визуальном обозрении, это что-то сравнимое с наблюдением за естественной средой. Ты видишь, как рыба плещется в чистой воде, как птица порхает с ветки на ветку. И подобно им, можно было увидеть Димана, который легко проскальзывает мимо ночного вахтера, следует до круглосуточного ларька и знает, в какую «неспящую» комнату на первом этаже передать купленное, чтобы аккуратно, не привлекая внимания, вернуться в общагу. Завораживающее зрелище.

Мы стали хорошими приятелями. В какой-то момент мне казалось, что с Диманом я могу делиться самыми сокровенными вещами, все равно он никому из «дневных» знакомых об этом не расска­жет.

Да, необъяснимая магия ночи.

Но неожиданно, спустя шесть месяцев ра­боты, меня перевели на дневное шоу. Не знаю, в чем было дело, но на радио приказы не обсуждаются (так, кстати, никто и никогда не говорил).

Смена временного слота произошла так быстро, что я буквально не успел опомниться, однако мой организм мигом вернулся в привычный режим дневного бодрствования и ночного сна. И как будто и не было никогда этого будильника в 4:00.

Так мы стали видеться с моим соседом все реж­е и реже.

Поначалу мы оставляли друг другу орешки и шоколадки на столе в качестве дружеского привета, но потом один улетел за жаворонками, а другой — за совами.

Нет, конечно же, мы обсуждали погоду и время за окном, но мы оба всё понимали.

Дима еще целый год смотрел аниме до вполне ожидаемого отчисления.

И весь этот год мы просыпались и засыпали в одной комнате, ели за одним столом, глядели в одно окно, но больше ни разу за целый год я Диму не увидел и ни разу с ним больше не поговорил.