Пограничный контроль

Стендап-комик Евгений Чебатков о том, как правильно переходить границы, не пересекая личные.

Экстравертность всегда заставляет платить по счетам. Вот ты смеешься, раздаешь номер телефона, меняешься телегами, обни­маешься, жмешь руки, говоришь: «Когда? В пятницу? Конечно делаем!» А потом вдруг оказываешься в такой компании, где все озадачены вопросом: почему ты такой грустный?

А ты вовсе не грустный, ты просто напряженно вспоминаешь, как так вышло, что сейчас твоя очередь шагать в очередной тупорылой «настолке»? В какой момент ты дал слабину, и теперь вот эти люди вокруг тебя — твои приятели?

Возможно, все это профдеформация и вечный поиск типажей и наблюдений для стендапа, но вполне допускаю, что это также и отпечаток казахской среды, где ты учишься общаться и договариваться абсолютно со всеми. Но бывают моменты, которые не оправдать никаким творческим вдохновением.

Душный день подходил к своему исходу. Я позвонил в квартиру своему прия­телю в тот самый момент, когда всякий нерешительный человек, сидящий дома, начинает сомневаться: включать уже свет или еще рановато? Я с трудом припарковал кроссовки между туфлями и по количеству обуви понял, что пришел с опозданием.

Врываться в помещение в сере­дине чужого разговора не очень вежливо, но жутко интересно, однако мне никто не дал опомниться.

Жена моего знакомого крутанулась на месте и скороговоркой выпалила:

— Женя! Вот как здорово что ты пришел! Вот у меня, мы только что выяс­нили, — сорок! Это рекорд нашей компании! Но у тебя же тоже должно быть много? Ты же очень много путешествуешь!

— Ты про венерологические заболевания? — буркнул я в ответ, пытаясь оправдывать звание комика в тусовке офисных сотрудников, однако по неловкой тишине понял, что шутка не на этот зал.

— Ээ-э, нет, Жень, — сказала она уже другим тоном. — Мы считаем страны, в которых бывали.

И тут я понял, что количество ав­томобилей и украшений, видимо, уже обсудили.

Прошу, дорогой читатель, не подумай, что сейчас я начну ныть о мещанской заразе, схватившей за горло отлетевших москвичей. И, мол, как же так хвастать путешествиями, а не о душе бессмертной говорить?! Нет, никогда меня не тянуло к таким нравственным упражнениям, но, как говорится, у всего есть предел.

Нужно немного объяснить. Лично я обожаю путешествия, потому что неведомый голос казахской степи всегда зовет меня в дорогу. И я правда считаю, что путешествия — это лучшая из возможных инвестиций в себя и свой кругозор. Но, черт возьми, в какой момент это превратилось в «гонку» в соцсетях? Почему это стало таким мейнстримным и социально одобряемым соревнова­нием? И по какой причине человек обретает такую невероятно раздражающую физиономию, когда переспрашивает собеседника: «Ка-а-ак?! Ты что реально мне сейчас хочешь сказать, что никогда не бывал в Будапеште?!» (Боже, прости меня грешного, если я сам делал так хотя бы раз, а что-то мне подсказывает, что делал точно, раз я на это так болезненно реагирую.)

И вот я стою в комнате, полной лучших игроков в квизы по Гарри Пот­теру, смотрю в глаза той самой рекорд­сменки и чувствую в себе странную неловкость. Ведь эта нездоровая спортивная составляющая, в моем понимании, убивает сам смысл путешествий. Я верю в то, что ты путешествуешь, чтобы вер­нуться назад другим человеком. Чтобы найти что-то новое в себе, встретить интересных людей, прикоснуться к истории и культуре другой страны. Для меня топ-­путешественник — тот, кто при­ехал в Бразилию, его похитили в аэропорту, и он спустя три года выбрался по реке верхом на жирной пиранье, а не тот, кто посидел в сорока сетевых отелях под кондиционерами.

Сейчас я думаю, что лучше бы я тогда просто дернул плечами, сказал: «Не знаю, не считал», — и оставил бы победительницу наедине с ее рекордом. Но нет же, мне надо было лезть с уточняющими вопросами.

— А сколько конкретно минут надо провести в стране, чтобы ее можно было считать посещенной?

— Ну, мы с Андрюшей вот летали через Тунис и не выходили в город, только погуляли по аэропорту, и решили такие страны тоже подсчитывать. Мы же по факту посетили страну, правильно?

Я сам не знаю, откуда такая вредность в моем характере. Конечно же, я не считал количество стран, но с абсолютно каменным лицом я сказал ей:

— Тогда у меня сорок одна.