Степфордские жены: семейный кодекс биороботов

Понятие пришло из литературы. В 1972 году автор хоррора «Ребенок Розмари» Айра Левин издал роман «Степфордские жены», в котором представил идеальный образ американской домохозяйки.

Однако писатель доводит все до абсурда, показывая чудо-женщин, одержимыми домашними делами. Они чистят дом до последней пылинки, с головой уходят в кулинарные эксперименты и во всем стараются угодить мужьям, полностью покоряясь их воле. Не забывают дамы и про внешний вид, поддерживая ухоженность 24/7. Всё, лишь бы порадовать супругов.

Героиня книги Джоанна Эберхарт переезжает с семьей в идиллический городок Степфорд, где все женщины идеальны. Однако за глянцевым фасадом скрывается зияющая пустота — у них нет ни собственного мнения, ни амбиций, ни даже зачатков личности и тем более свободы воли. Джоанна в ужасе от увиденного. Она хочет уехать из «пряничного» города, но это не так просто — ей придется пройти через множество трудностей.

Образ «степфордской жены» был сатирой на навязанный идеал нуклеарной американской семьи, где роль женщины сводилась к функции обслуживания.

Казалось бы, карикатура получилась слишком желчной и злой. Но это был закономерный ответ на социальные процессы, шедшие в США в середине XX века.

Для понимания феномена «степфордской жены» следует перенестись в послевоенную Америку. Это была эпоха, когда вся страна всецело верила в правильность выбранной модели — ведь треклятых нацистов разгромили они, демократические штаты, несущие миру свободу и равенство перед законом и рынком.

Что же является основой этой модели? Естественно, традиционная семья, где муж — немногословный добытчик, а жена — скромная хранительница очага. Проблема в том, что этот идеал во многом искусственно конструировался мощным пропагандистским аппаратом, в котором ключевую роль играла реклама.

В этот период в города хлынуло темнокожее население, покидавшее сельскую местность в поисках работы. Параллельно с этим (а во многом именно из-за этого) белые представители среднего класса, наоборот, массово ринулись в пригород.

Этот процесс, позже вошедший в историографию как «побег белых» (white flight), активно поддерживало правительство. Гражданам продлили срок ипотеки с 10 до 30 лет и снизили процент по займам с 80 до 10. При этом ветеранам войны предоставлялись кредиты на дом по еще более низкой ставке.

Но это был не просто «аттракцион невиданной щедрости» — случился беби-бум, и семьи с маленькими детьми нуждались в жилье. На это наложилось появление новой, очень недорогой технологии сборки типовых домов. Заселение пригородов продвигали и производители автомобилей. Те мыслили стратегически: чем больше людей уедут из мегаполисов, тем больше будет построено дорог и, соответственно, продано машин.

В дальнейшем Левиттауны построили в Пенсильвании, Нью-Джерси, Виргинии, Мэриленде и Пуэрто-Рико. В этом поселении не было проблем, характерных для «Большого яблока» тех лет. Никаких трущоб и многолюдных улиц, слоняющихся бедняков и бандитов — только небольшие уютные домики с зелеными лужайками, безопасность и комфорт.

Плюс к тому, никаких межрасовых столкновений — по крайней мере, на старте проекта. Уильям Дж. Левитт, глава компании Levitt & Sons и основатель Левиттауна, принципиально отказывался выдавать разрешения на продажу домов цветным.

Первая чернокожая семья по фамилии Майерс поселилась в пенсильванском Левиттауне в 1957 году и сразу же подверглась нападкам со стороны местных. Дошло до того, что к делу подключился Мартин Лютер Кинг, потребовавший изменить правила. Майерсы (отец семейства, между прочим, ветеран войны) прожили там еще четыре года, но в итоге вынуждены были съехать.

Журналы и реклама по ТВ тиражировали образы прекрасной семьи, где пусть и подчиненную, но важную роль играла супруга — всегда улыбающаяся, с безупречной прической, в нарядном платье и на каблуках, даже во время мытья полов.

Еще недавно женщин зазывали замещать мужчин на заводах, всюду на плакатах мелькали образы сильных, компетентных работниц. Однако теперь они оказались ненужными. Отныне мир идеальной женщины ограничивался кухней, детской и супермаркетом. Через СМИ обывателям внушали, что карьера и высшее образование только вредят и отвлекают от главного — заботы об «уютном гнездышке».

Но реальность отличалась от рекламы. Пытаясь соответствовать образу, женщины ощущали себя загнанными в ловушку завышенных ожиданий. Экзистенциальную пустоту они гасили таблетками и алкоголем, массово шли к психотерапевтам с жалобами на тревогу и депрессию.

Мейнстримные медиа либо не обращали на проблему внимания, либо объясняли ее чем угодно (дрянная бытовая химия, неудобная кухонная техника и т. д.), лишь бы не проливать свет на первопричины. А они крылись в той самой излишне лакированной модели идеальной жизни.

«Степфордские жены» стали его сатирическим приговором лощеной неестественности, царившей в семьях Левиттаунов по всей Америке. А термин stepford wife прочно вошел в английский язык как уничижительное обозначение покорной и безропотной супруги.

Сегодня в обиходе другое слово — «традвайф» (tradwife, традиционная жена). За ним кроется образ женщины, выбирающей путь уютной домохозяйки в пику современным лево-либеральным и феминистским идеям о бунте против патриархата. Нюанс в том, что феномен «традвайф» — результат личного выбора. У «степфордских жен» его просто не существовало. Одинокой американке 50-х было тяжело выжить, приходилось играть роль глянцевой куклы, чтобы хоть как-то устроиться в жизни с приличным мужчиной.