От смешного до великого: Шнобелевская премия

Кембридж, начало 1990-х. Зал Массачусетского технологического института, бумажные самолетики летят к сцене, восьмилетняя девочка вставляет дежурную реплику: «Пожалуйста, остановитесь. Мне скучно». На вручение выходят настоящие нобелевские лауреаты. Так родилась церемония, которая выглядит как студенческий капустник, а по сути стала самым человечным разговором о науке. Это — Шнобелевская премия.

История начинается с одного редактора. Марк Абрахамс много лет занимался научным юмором: писал, правил, спорил с сухостью академического языка. Сначала — в Journal of Irreproducible Results, потом запустил свой журнал Annals of Improbable Research («Анналы невероятных исследований»). В 1991 году он придумал награду для работ, которые «сначала заставляют смеяться, а потом думать». Имя тоже с подтекстом: игра на созвучии «Нобеля» и английского ignoble — «недостойный». И одновременно — шутка о том, что «недостойной» бывает не наука, а манера говорить о ней так, будто она не для людей.

Марк Абрахамс

Improbable Research

Первые церемонии прошли на площадках Массачусетского технологического института. С 1994-го домом стал Сандерс-театр Гарварда. Формат выработался быстро. Категории меняются каждый год, но костяк узнаваем. На сцене — Абрахамс, в зале — ученые и студенты, на балконе — те самые самолетики. Если речь затянулась, на сцену выходит девочка Miss Sweetie Poo и повторяет: «Мне скучно». Это смешно и дисциплинирует лучше таймера. Долгие годы самолетики после церемонии сметал физик Рой Глаубер, будущий нобелевский лауреат. Эту «метлу» он держал с улыбкой, как главный знак вечера: серьезность и самоирония умеют жить вместе.

Премия никогда не была насмешкой над «странными» темами.

Абрахамс хотел показать, что даже нелепый на вид вопрос может стать ключом к открытию. Поэтому на сцену выходят именно авторы исследований, а призы вручают лауреаты Нобелевской премии. Среди них химики Уильям Липскомб и Дадли Хершбах, физики Шелдон Глэшоу и Фрэнк Вильчек, экономист Эрик Маскин. Это мост между «большой наукой» и залом, где смешное помогает не зажиматься.

Нобелевские лауреаты Эрик Маскин (экономика), Дадли Хершбах (химия), Рой Глаубер (физика) и Френк Вильчек (физика) на вручении Шнобелевской премии

Winslow Townson / AP / East News

Сандерс-театр Гарварда

Public Domain

Доклады у Шнобелей звучат как байки, а работают как урок. Канадец Трой Хертюбайс много лет разрабатывал костюм, защищающий от гризли, — в 1998 году получил премию за инженерную мысль в области техники безопасности. Психологи Дэниел Саймонс и Кристофер Чабрис в 2004-м попросили зрителей сосчитать, сколько раз игроки на видеоролике передают друг другу мяч. В результате никто из внимательно считавших не заметил, что в течение всего сюжета в кадре бегала «горилла» (переодетый человек). Эксперимент стал классическим примером того, насколько узким бывает внимание. В 2012 году нейробиологи запустили в томограф… мертвого лосося и «нашли» у него активацию мозга. На самом деле продемонстрировали, как легко получить ложный сигнал, если неправильно настроить статистику.

А в 2021 году ветеринары вывесили носорогов вверх ногами под вертолетом и доказали, что для здоровья это безопаснее обычной транспортировки.

Заголовки были смешные. Вывод — важный для дикой природы.

Есть и совсем бытовая физика. В 1996 году физик Роберт Мэтьюз объяснил, почему бутерброд падает маслом вниз: потому что при высоте стола 75–80 см ему не хватает высоты для второго оборота, а сторона с маслом все-таки тяжелее. В 2019 году итальянский эпидемиолог Сильвано Галлус получил Шнобеля по медицине за гипотезу, что пицца помогает при ряде заболеваний, если она приготовлена и съедена в Италии. В шутливом докладе спрятана серьезная мысль об эпидемиологических исследованиях и о том, как легко спутать корреляцию с истинными причинами.

Андрей Гейм получает Нобелевскую премию по физике, 2010

Getty Images

Но самое интересное — то, как Шнобель пересекается с Нобелем. Советский и британский физик Андрей Гейм — один из тех, у кого есть обе награды. В 2000 году он получил Шнобеля за эффектную демонстрацию диамагнитной левитации: с помощью магнитов заставил лягушку висеть в воздухе. Через десять лет — Нобель (вместе с Константином Новосёловым) по физике за исследования графена, двумерного материала, состоящего из одного слоя углеродных атомов, организованного как пчелиные соты. Одна история в двух медалях. Сначала — любопытство и смелый эксперимент, потом — фундаментальный результат. И никакого противоречия. 

Шнобель не антипремия, а премия за смелость задавать неудобные вопросы.

Вот как происходит награждение. Перед раздачей дипломов — мини-марафон «24/7 lectures»: ученый за 24 секунды объясняет свою тему, а потом повторяет то же самое семью словами. В финале — маленькая опера на научный сюжет. Денег не раздают. Вместо них — забавные трофеи вроде купюры на десять триллионов зимбабвийских долларов, чтобы напомнить: в науке важнее смелость мысли, а не бюджет.

Скептики есть всегда. Кому-то кажется, что шоу затмевает предмет. Кому-то — что шуточная форма обесценивает труд. Но именно она снимает страх перед наукой у тех, кто привык слышать только слово «сложно». После церемонии статьи лауреатов чаще цитируют. Студенты идут читать исходники. Преподаватели показывают учащимся видео. Смешное здесь не декорация, а способ открыть дверь.

Michael Dwyer / Associated Press / East News

AP / East News

В 2015 году биолог Джастин Шмидт составил шкалу силы укусов насекомых и сопроводил великолепными описаниями собственных ощущений. А Майкл Смит нашел самые болезненные места для укусов: ноздри и верхняя губа. Выглядело как шутка, а стало эталоном для будущих исследований боли, где «насколько больно» перестало быть пустыми словами.

На церемонии год от года меняются темы: «насекомые», «время», «вода». Но принципы те же. Наука не только белые халаты и журнальные обложки. Это живые люди, остроумие и право на странный вопрос. Ошибка не клеймо, а стартовая точка. Идеи растут из простых наблюдений. Бумажный самолетик, летящий со второго балкона, — такой же символ науки, как формула на доске.

У Шнобелей нет «канонического» набора номинаций. Есть родственные Нобелю разделы: физика, химия, медицина, экономика, мир. Есть гибкие: биология, психология, энтомология, транспорт. Экономика может превратиться в «менеджмент», медицина — в «медобразование». Смена табличек помогает не застывать в привычных границах и подмечать неожиданные параллели между областями.

Самое распространенное заблуждение: Шнобель — премия за глупость.

Нет, Абрахамс и команда каждый год объясняют, что награждают не нелепость, а смелое любопытство. Работы почти всегда опубликованы в рецензируемых журналах или основаны на реальных экспериментах. Иногда предмет звучит как шутка. Но мысль за шуткой — серьезная. А если авторы сами смеются над собой, аудитория легче слышит то, что они хотели сказать.

Финал у вечера всегда одинаковый. Абрахамс выходит к микрофону и произносит: «Если вы сегодня не получили Шнобелевскую премию — и особенно если получили — удачи вам в ваших невероятных исследованиях. И приходите в следующем году». Зал снова бросает самолетики. Кто-то складывает их в папку вместе с конспектами. Потому что самое важное уже случилось: научная тема перестала быть чужой.

AP / East News

Вот почему одни и те же фамилии могут встречаться в обеих вселенных — шутливой и «великой». Наука не делится на смешную и серьезную. На ту, что двигает мысль, и ту, что застряла в страхе показаться нелепой. Шнобель учит не бояться. А дальше очередь за Нобелем — если вопрос действительно окажется важным. Иногда путь к нему начинается с лягушки, парящей в магнитном поле. Иногда — с бумажного самолетика, который попал точно в цель.