Кто правил бал на драматических сценах Первопрестольной в начале новой эры России, зачем исполняли увертюры на кружках Эсмарха, как Зинаида Райх не сыграла Гамлета, а Николай Охлопков — Офелию.
В октябре 1917-го рабочие с матросами взяли Зимний, и театральной интеллигенции «пришлось начать с самого начала, учить первобытного в отношении искусства зрителя сидеть тихо, не разговаривать, садиться вовремя, не курить, не грызть орехов, снимать шляпы, не приносить закусок и не есть их в зрительном зале» (К. С. Станиславский).
Большой театр
РИА Новости
Однако руководство новой страны возлагало на драматическую сцену огромные надежды. В 1919 году вышел декрет «Об объединении театрального дела», и при Наркомпросе появился Театральный отдел. Согласно документу, театры, признанные «полезными и художественными», объявлялись национальным достоянием и получали субсидию от государства. В том же году ввели звание «академический» и присвоили его 6 театрам, из московских: Большому, Малому и МХТ.
Уже в 1920-м «Вестник театра» писал: «Не только каждый город, но, кажется, что уже и каждый квартал, каждый завод, фабрика, госпиталь, рабочий и красноармейский клуб, село, а то и деревня имеют свой театр». В ведении Наркомпроса на тот момент находилось 1547 театров и студий, в эту отрасль уходило 10 % бюджета воюющей (!) страны.
Молодую республику охватил «психоз театрализации» (выражение В. Э. Мейерхольда). Есть мнение, что в этом виноваты Станиславский и Немирович-Данченко. Для понимания процессов, происходивших на московской сцене в 1920-х годах, надо уделить этой гипотезе особое внимание. Главный автор МХТ, великий Чехов, говорил: «Ненавижу актеров. На 70 лет отстали они от общественного развития России. Пошлые, насквозь прожженные самолюбием людишки». Действительно, 99 % служителей Мельпомены такими и были. Поступить на сцену — зачастую означало: постучаться в последнюю дверь, коли ни на что больше не годен. Поэтому если в театре до XX века и присутствовала какая-то мысль, то только в драматургическом произведении, но актеры умудрялись выхолостить даже пьесы Шекспира, Мольера, Островского. По обе стороны сцены ценились только фактура лицедея, выразительный тембр голоса и эффектные позы.
РИА Новости
По большому счету, театр — как родился верным слугой религии, так и выполнял эту функцию. Только боги, которым служат на подмостках, менялись. Сначала это были обитатели Олимпа, потом Единый Бог, потом помазанник Божий. Станиславский указал театру нового бога — познание. То познание, суть которого можно определить одним словом — «зачем»: зачем человек приходит в этот мир? Именно в поисках ответа на этот вопрос вскрываются и исследуются в искусстве извечно мучающие человека конфликты добра и зла, личного и общественного, материального и духовного, отцов и детей, физиков и лириков и т. п.
Станиславский и Немирович-Данченко
ТАСС
Открыв Московский Художественный, Станиславский с Немировичем научили актеров думать, рассказывать со сцены историю, а не демонстрировать свою фигуру. Они сделали свой театр общедоступным, и за 20 лет его существования думать привыкли не только актеры, но и публика, в ее недрах родилось много желающих высказаться со сцены. Таким Октябрь развязал руки. Как уже было сказано выше, появилось несметное множество театральных коллективов. Многие из них были очень похожи на театр «Колумб», описанный Ильфом и Петровым:
«Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры, послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление, исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах.
<…> Женихи были очень смешны, в особенности — Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом.
Напрасно купец Стариков кричал, что его душат патент и уравнительный. Он не понравился Агафье Тихоновне. Она вышла замуж за Степана. Оба принялись уписывать яичницу, которую подал им обратившийся в лакея Подколёсин. Кочкарёв с Феклой спели куплеты про Чемберлена и про алименты, которые британский министр взимает с Германии. На кружках Эсмарха сыграли отходную. И занавес, навевая прохладу, захлопнулся».
Но даже такие представления 20-х годов нельзя назвать «пошлыми, насквозь прожженными самолюбием», авторы и исполнители в большинстве своем старались искренне разобраться, как устроена наша жизнь и как ее переустроить.
Театр, представление которого понравилось Остапу, назван «Колумбом» с намеком на открытия в театральном искусстве. Что касается Москвы, то открытий там делали действительно предостаточно. Среди них были как значимые, так и величайшие. Можно сказать, что во главе всех этих процессов стояли ученики Станиславского. И не потому, что Театральный отдел Наркомпроса возглавлял Мейерхольд (студия МХТ на Поварской), а режиссерской секцией руководил Вахтангов (II и III студии МХТ), а потому что у них был тот бэкграунд, без которого невозможно настоящее театральное искусство. Именно ученики Станиславского вставали во главе новых коллективов, ими рождены многие идеи, приведшие во второй половине ХХ века русский и мировой театр к зениту.
Евгений Вахтангов
РИА Новости
Всеволод Мейерхольд
Wikimedia
В те годы появились:
- первый государственный театр для детей (МТЮЗ)
- московский театр для детей (РАМТ)
- Театр рабочей молодежи (Ленком Марка Захарова). Тот самый, в котором «актеры вечером играли намного лучше, потому что утром стояли у станка»
- театр Московского губернского совета профсоюзов (имени Моссовета)
- Театр Сатиры
- Театр имени Ермоловой (тоже ученики Станиславского)
- еврейский театр «Габима» (на иврите, опять при участии Станиславского и учеников)
- ГОСЕТ (Государственный еврейский театр, на идише)
Величайшие открытия тех лет:
- Новаторские идеи Вахтангова, связанные с двойственностью существования актера. То есть актер должен не «вживаться» в роль, а «превращаться», используя пластику, речь, мимику, стремиться сделать спектакль максимально зрелищным.
- Биомеханика Мейерхольда: тело — основной рабочий инструмент актера, работа над образом идет от внешнего к внутреннему, на сцене должно проявляться и соединяться то, что в жизни проявиться и соединиться не может.
- Идеи Таирова о том, что эмоциональность — главный критерий художественности, а право на существование имеют только крайние жанры, они дистанцируют нас от повседневности.
- Психотехника Михаила Чехова: эта система работы актера над ролью и над собой не менее популярна за пределами России, чем система Станиславского в нашей стране. А у нас система Чехова примерно так же популярна, как система Станиславского на Западе.
Александр Таиров
РИА Новости (2)
Михаил Чехов
В мировой истории искусства московский театральный сезон 1921–1922 гг. назван Золотым.
Среди сценических вершин этого периода:
- «Принцесса Турандот» Вахтангова
- «Ревизор» Станиславского с М. Чеховым в главной роли
- «Жирофле-Жирофля» Таирова
- «Диббук» Вахтангова в театре «Габима»
- «Великодушный рогоносец» Мейерхольда
РИА Новости
Конечно, и великих иногда заносило в смелых экспериментах. Так Мейерхольд решил поставить «Гамлета» со своей музой Зинаидой Райх в заглавной роли. Он объявил о своем решении труппе и спросил, кто кого хотел бы сыграть.
— Тогда я бы хотел Офелию, — попросил Н. П. Охлопков, великан, известный всем по роли Василия Буслаева в «Александре Невском».
— Мне нравилось с вами работать, Николай Павлович. Но после ваших слов это не представляется для меня более возможным. Всего вам доброго, — был ответ Мейерхольда.
Этот спектакль не состоялся. Но были поставлены многие другие, сделавшие русский драматический театр величайшим в мире. Именно на него долгие годы равнялись лучшие режиссеры планеты: Гордон Крэг, Питер Брук, Петер Штайн, Ингмар Бергман и даже Ежи Гротовский.
А потом бог сменился. Репертуар и представления о сценическом существовании выгнулись в линию партии и правительства. Советский театр изменился до неузнаваемости, изменился настолько, что народный артист Союза М. Ф. Романов, выходя после спектакля на аплодисменты, сопровождал каждый свой поклон словами: «Извините меня».
Но в конце 1950-х случилось чудо. Русский театр воскрес. И особенно повезло в этом плане Москве. Потрясающие театральные коллективы были в Ленинграде, Челябинске, Свердловске, однако такого соцветия, как в Москве, не было нигде. В этой сказке столица прожила 30 лет, а потом снова сменился бог. На трон взошел золотой телец. Но пока на подмостках остаются «старообрядцы», по-прежнему служащие познанию, надежда на третий расцвет театрального искусства остается, и она не призрачна.
