Производственный роман: энциклопедия трудовой жизни

Выражаясь сухим литературоведческим языком, производственный роман — история, в центре которой находится профессионал, решающий стоящие перед ним трудовые задачи. Наум Лейдерман, специалист по русской литературе XX века, определял его как «жанр, в котором человек рассматривается прежде всего в свете его рабочих функций».

Зато фокус произведения предельно ясен: в нем рабочая среда героя выступает главным двигателем сюжета. Химическая лаборатория, стройка или шахта — не декорации, а полноценные «действующие лица», со своим характером, жизненным ритмом и даже капризами.

Как самостоятельный литературный жанр производственный роман оформился в Европе в начале ХХ века. Его родоначальником считают Анри Бурильона, написавшего под псевдонимом Пьер Амп серию книг «Страда человеческая». В них писатель показал разные сферы человеческого труда на всех стадиях производства — от виноделия и рыболовства до строительства железных дорог и развития текстильной и парфюмерной промышленности. Для Бурильона описание рабочего процесса стало способом осмыслить (и даже переосмыслить) современность, показать мир как рационально организованную систему, в которой техника выступает главной движущей силой эпохи.

Если в начале предыдущего столетия в европейской интеллектуальной среде жанр оставался скорее экспериментом, то в Советском Союзе он получил идеологическую опору, массового читателя и институциональную поддержку. Именно там производственный роман по-настоящему расцвел.

«Основным героем наших книг мы должны избрать труд, то есть человека, организуемого процессами труда, и человека, в свою очередь, организующего труд более легким, продуктивным, возводя его в степень искусства», — говорил Максим Горький на первом писательском съезде в августе 1934 года. Тогда классик фактически задал новую литературную оптику: в центре сюжета должен стать не конкретный человек, а коллектив, не личная история, а общий труд и его преобразующая сила. На съезде был обоснован и утвержден единый метод советской литературы — социалистический реализм.

Визитной карточкой литературы соцреализма стал именно производственный роман. Еще недавно считавшийся периферийным жанром, он оказался неожиданно созвучен эпохе больших строек и индустриальных перемен. Литература взялась описывать жизнь рабочих на заводах и электростанциях, промышленный труд осмыслялся как акт творчества, человек вступал в поединок с материей, подчинял себе стихии и создавал новый мир из бетона и металла.

К числу наиболее ярких ранних производственных романов литературоведы относят «Гидроцентраль» Мариэтты Шагинян, «Энергию» Федора Гладкова и «Большой конвейер» Якова Ильина. 

Каждый из этих авторов стремился зафиксировать жизнь людей во время индустриального роста: Шагинян описывала запуск гидроэлектростанции в Армении и жизнь крестьян, которые неожиданно оказываются на пороге технических изменений; Гладков показывал, как строительство Днепрогэса влияет на физическое и моральное состояние рабочих; Ильин рассуждал о схожести человека с механизмом. Помимо перечисленных романов филолог Дмитрий Голиков выделяет также такие произведения, как «Время, вперед!» Валентина Катаева, «Кара-Бугаз» Константина Паустовского, «Цемент» Федора Гладкова и другие.

К концу соцреалистического периода в советском обществе накопилась усталость от производственной тематики — и заводской, и сельскохозяйственной, поэтому постепенно авторы отходили от жанра. В годы оттепели он пережил краткий ренессанс. А уже к 1980–1990-м годам стал объектом иронической деконструкции у постмодернистов. 

Производственный роман оказался удивительно живучим и в постсоветское время. Если соцреализм связывал героическое прошлое пролетариата с желанным будущим, то современные писатели фиксируют и ностальгию по прошлому, и растерянность от неопределенности завтрашнего дня. В конце 2025 года Алексей Иванов выпустил книгу «Невьянская башня» об уральском промышленнике XVIII века — времени, когда Россия оставалась в основном аграрной, но на заводах Акинфия Демидова уже формировался индустриальный менталитет. Обращение к прошлому позволило Иванову осмыслить корни профессиональной культуры и коллективного труда, показать, как зарождались привычки и ценности, которые современный читатель ощущает как часть ностальгического наследия. 

При этом сегодня интерес к производственному роману рождается не только из-за игры писателей с жанром, но и благодаря «памяти» россиян, которые по-прежнему стремятся наделить труд символическим, почти ритуальным смыслом.

«До сих пор классический производственный роман стремится зафиксировать логику новой профессии, показать, как формируется профессиональная этика, как человек существует внутри сложной системы труда, внутри индустрии. Меняются станки, цеха и заводы, но сама задача остается прежней», — поясняет филолог Дмитрий Голиков. 

Теперь на страницах романов появляются не описания заводов и стройки, а будни офисных сотрудников и работа за компьютерными столами. Как, например, в книге «Вирьё моё! Хроники невидимых хакерских войн от Сыктывкара до Сингапура», где герои «сражаются» не с механизмами, а с вирусами и фаерволами, способными подорвать благополучие отдельных людей, компаний и целых стран. 

Авторы Гайка Митич и Бойко Двачич переносят фабулу романа в мир кибербезопасности. Сюжет строится вокруг «преступлений и наказаний, шпионов и сыщиков, королей и капусты невидимого кибермира» — в общем, вокруг работы вирусных аналитиков, борющихся с киберпреступностью. В книге рассказаны реальные истории: как сетевой червь заразил тысячи цифровых устройств на спортивном стадионе быстрее, чем бегуны пробежали круг; как хакер украл «цифровые миллиарды» из банка за секунды, но потерял деньги из-за простой грамматической ошибки; как аналитик во время отдыха в лесу обнаружил вирус, который способен останавливать заводы по обогащению урана, и многое другое.

Работа сотрудников информационной безопасности редко попадает в новости, но именно от нее зависит, какие вирусы и хакерские атаки будут нейтрализованы, а какие успеют причинить вред. В произведении серверные и цифровые сети становятся новыми «цехами» и «фабриками», где труд команды, точность действий и профессиональная дисциплина определяют результат. 

«Книги о кибербезопасности и цифровых профессиях наследуют ключевые принципы жанра — внимание к рабочим процессам, профессиональным конфликтам внутри коллектива, влиянию индустрии на личный выбор героя. При этом формальные рамки неизбежно расширяются: могут включаться элементы нон-фикшена, технотриллера, документального повествования. Это не отказ от традиции, а логичное развитие: производственный роман просто сменяет масштабный индустриальный ландшафт на современную камерную офисную среду», — размышляет Дмитрий Голиков.