Еда не только сделала из обезьяны человека, но и дала импульс его вольготной жизни: полные амбары и огромные стада позволили не так сильно зависеть от природных условий. Она же стала основой трех видов цивилизаций: пшеничной, рисовой и скотоводческой. Как выяснили ученые, то, как люди добывали «хлеб насущный», стало базой не только их социального строя, но и особенностей психологии.
Начнем с Китая, а точнее с людей, чье сельское хозяйство основывалось на производстве риса. Это очень выгодный злак, но он требует огромных трудозатрат, так как растет в воде, поэтому поля постоянно нужно затапливать, подводить каналы. А от малейшей ошибки (не закрыл поток или не вовремя его пустил) может умереть с голоду не одна, а несколько деревень.
AKG Images / East News
Отсюда, как считает американский психолог Томас Талхельм, — особенности менталитета людей, занимающихся разведением этой культуры. Это сильно развитая общинность, взаимопомощь на уровне обязательств (то есть не отработать в ответ нельзя) и методы социального остракизма, регулирующие отношения в деревне. Помимо коллективизма появляется привычка оглядываться на мнение соседей, а также подавленная агрессивность.
Люди стараются жить «как положено», и им приходится лицемерить и прятать свои истинные желания.
Эта же система создала интересный социальный момент: в рисоводческом обществе очень большой авторитет получали сначала инженеры, а затем и просто чиновники, занимающиеся строительством и обслуживанием каналов. Позже, уже как следствие, все остальные госслужащие также стали для людей более авторитетными, чем, например, военная аристократия. Это очень сильно отличает их от классической для Ближнего Востока и Европы пшеничной (или ржаной) цивилизации.
Okayama Museum
H. O. Havemeyer Collection
Здесь в начале зарождения государств идет похожая система: ирригация, сильная царская власть (Древний Египет, Междуречье Тигра и Евфрата). Но это особые случаи — там, как и с рисом, все очень сильно зависело от умелой подачи воды.
А вот в Европе (эллины, римляне), а затем, ближе к Средневековью — германцы и кельты, выработали совсем другой способ земледелия и культуру. Тут произрастание еды зависело скорее от личного умения труженика (поначалу пахали с плугом или даже мотыгой) и от простой удачи. Пойдет вовремя дождь — все хорошо, будет сухо — урожай погиб, и ничего ты с этим поделать не сможешь.
Поэтому западная модель — это скорее сотрудничество самостоятельных соседей, чем коллектив взаимозависимых на уровне традиции людей.
Здесь гораздо больше процветает индивидуализм, собственное умение (запасти еды, вовремя вспахать, сделать все хорошо) и надежда на удачу. В сложившемся на этой основе менталитете важнейшее место занимает воинская доблесть — ведь одной из самых серьезных проблем для западного землепашца оказались соседи, которые могли напасть, украсть урожай, а то и сжечь все вместе с хозяином. Так было с глубокой древности. Еще в Темные века Эллады (с XI по IX вв. до н. э.) общины именно этим и занимались — грабежом других деревень, где воины в доспехах прикрывали остальных, тащивших все, вплоть до зерна.
DeAgostini
Именно поэтому аристократ, владелец земли, всегда считался защитником, под чьим руководством работали крестьяне, которым не нужно было отвлекаться на постоянные переживания о собственной обороне. Так и появилась феодальная система, а затем и основы для демократических институтов.
В Афинах еще во времена Античности гражданином мог стать только тот, кто владел землей, и он же обязан был служить в армии
Поэтому, по словам того же Томаса Талхельма, западная пшеничная цивилизация — это люди индивидуалистичные, прежде всего считающиеся со своими нуждами, и лишь затем думающие об окружающих.
Распахивание поля с помощью плуга, запряженного волами, — тяжелый труд, вследствие чего он прежде всего доступен именно мужчинам, как по природе более сильным и крупным. Поэтому с довольно ранних времен социальное положение женщин у пшеничных земледельцев было ниже. Например, древние афинянки в принципе не могли быть гражданами, а значит владеть землей.
Это совершенно не похоже на еще одну важнейшую и, наверное, самую необычную для нас скотоводческую цивилизацию. Как только люди научились разводить молочных животных и перегонять их с одного пастбища на другое, возникла уникальная система добычи еды.
Heritage Images / Getty Images
С одной стороны, огромные стада могли обеспечивать белковым рационом большое количество жителей, а шерсть давала одежду. С другой — отсутствовали углеводы и множество необходимых ремесленных изделий. Так что степь практически сразу начала торговать. Именно через подобные связи происходило взаимопроникновение восточных и западных культурных новшеств.
При этом психология скотовода совершенно иная. Он не привязан к земле, всегда может откочевать куда-то еще.
А для ухода за большим количеством животных нужно не так много людей, остальные могут заниматься охотой и тренировками. А они требуются — ведь всегда готовы нагрянуть недоброжелательные соседи и угнать скот.
Отсюда следует еще одна особенность — важная роль женщины в обществе, поскольку в тот момент, когда мужчины ушли в набег или в военный поход, дом и стада вынуждены охранять их жены, подростки и старики. Поэтому для кочевника привычно, что женщины прекрасно ездят на лошади, стреляют из лука и пользуются арканом и саблей.
Rogers Fund
Image State / East News
Все это приводило в шок тех же эллинов, встретивших скифов и сарматов. Возможно, отсюда и легенды об амазонках, пересказанные Геродотом. Для античного грека наблюдать женщину, которую не только выпустили из дома, но и слушают как вполне равную, было таким же нонсенсом, как песиглавцы или сирены. В общем, что-то волшебное из рода небылиц.
Не менее важными элементами кочевого социума была личная храбрость, а также привычка не терпеть тех, кто не нравится.
В отличие от рисоводческого общества, батыр с семьей всегда мог откочевать от неприятных соседей и поселиться с кем-то другим, и если он лих, смел и могуч, его бы там приняли.
«Триумф Амазонок», Клод Дерюэ, ок. 1620
Metropolitan Museum of Art
Самое же главное, как пишет антрополог Анатолий Хазанов, скотоводческая цивилизация намертво сцеплена с земледельческой, ведь огромное количество необходимых товаров можно лишь выменять, украсть или отобрать во время набега. Это даже сложило так называемую набеговую экономику, когда средневековые кочевые государства на регулярной основе грабили оседлых соседей.
Так и жили эти три традиционных типа людей: коллективист-рисовод, свободолюбивый кочевник и демократ — любитель пшеницы, пока не наступила промышленная революция и не перемешала их всех.
