От припадков в доме приходского священника до публичных извинений и посмертных реабилитаций. История процесса, в котором «доказательством» становилась тень, а обычные соседи оказывались на виселице. Как город учился жить с этим прошлым.
Зима 1692 года, Салем-Виллидж (сегодня — Дэнверс, штат Массачусетс). В доме пастора Сэмюэла Пэрриса его девятилетняя дочь Бетти и племянница Эбигейл Уильямс бьются в судорогах, кричат и «видят» невидимое. Доктор не находит физических причин и осторожно произносит слово, которое в Новой Англии знает каждый: колдовство. Вскоре соседка Мэри Сибли велит испечь «пирог ведьмы» — ржаную лепешку с секретным ингредиентом, чтобы скормить ее собаке и «вывести» виновного. Невинный магический ритуал только подливает масла в огонь: страх получает форму.
Первые имена появляются быстро. 29 февраля судьи подписывают ордер на арест Сары Гуд, Сары Осборн и Титубы — служанки в доме Пэрриса, родом с Барбадоса (о ее происхождении говорили разное, но точно не из Салема). На допросе Титуба признается: рассказывает о ночных фигурах, черных собаках, странных мазях и «книге дьявола». Ее истории, полные образов, меняют тон расследования: теперь обвинение получает язык, с которым трудно спорить.
Весна приносит охоту на ведьм.
В списках — Марта Кори, почтенная женщина, решившая вслух посмеяться над «девичьими видениями»; Ребекка Нерс, бабушка из влиятельной семьи; бывший пастор Джордж Бэрроуз. На скамью подсудимых садятся и те, кто давно спорил с соседями о границах участков, налогах или зарплате священника. В небольшом сельском обществе скопившееся за годы напряжение между «торговым» Салем-тауном и «аграрным» Салем-Виллиджем, между семьями Патнэмов и Портеров вдруг находит выход.
В мае, с приездом нового губернатора Уильяма Фипса, учреждают особый Суд высшей юрисдикции — Oyer and Terminer. Председатель — Уильям Стоутон. Суд принимает «спектральные доказательства»: если кто-то утверждает, что видел призрак обвиняемого, этого уже достаточно для приговора. 2 июня осуждают первую — Бриджит Бишоп. 10 июня ее вешают на склоне, который позже назовут Прокторс-Ледж
Дальше — по нарастающей. 19 июля на виселице оказываются Сара Гуд, Элизабет Хоу, Сюзанна Мартин, Ребекка Нерс и Сара Уайлдс. 19 августа — Джордж Бэрроуз, Джон Проктор, Джордж Джейкобс-старший, Марта Кэриер и Джон Уиллард. Бэрроуз в последний момент без запинки читает «Отче наш» — по тогдашним представлениям колдун так не может, но толпу это не останавливает. Пуританский теолог Коттон Мэзер в ответ говорит: дьявол умеет подражать благочестию.
Самая страшная казнь — не на веревке. 19 сентября Джайлза Кори, отказавшегося признать себя виновным, «давят камнями» по закону peine forte et dure, чтобы вынудить заговорить. Он молчит до конца, произнося только: «Добавьте еще». Через три дня последняя массовая казнь: Марта Кори, Мэри Исти, Элис Паркер, Мэри Паркер, Энн Пьюдейтор, Уилмотт Редд, Маргарет Скотт и Сэмюэл Уордволл.
Всего за лето и начало осени 1692 года в Салеме повесили 19 человек, еще как минимум пятеро умерли в тюрьме.
К октябрю страх начинает пожирать собственный хвост. Обвинения тянутся к высоким именам, слухи затрагивают даже жену губернатора. Фипс распускает Oyer and Terminer и запрещает аресты. Новому учреждению — Суду высшей инстанции — велят не принимать «спектральные доказательства». В 1693 году присяжные начинают оправдывать, губернатор выпускает помилования. Охота останавливается.
Потом наступает время покаяния. В январе 1697 года Массачусетс объявляет день общего поста «за ошибки поздних волнений». Судья Сэмюэль Сьюэлл зачитывает в церкви публичное признание и просит прощения за свою роль. В 1706 году Анн Патнэм-младшая, один из главных обвинителей, выходит к прихожанам и говорит, что ее «обманул сатана» — редкая для той эпохи личная ответственность.
В 1711 году колония отменяет приговоры части осужденных и выплачивает компенсации их семьям.
Но полная юридическая ясность приходит нескоро: лишь в XX веке штат снимает обвинения с большинства тех, с кого не сняли в XVIII веке, а в 2001 году официально реабилитирует еще пятерых. В 2022 году обеляют последнее «забытое» имя — Элизабет Джонсон-младшая.
За триста лет вокруг 1692 года выросло столько теорий, сколько в Салеме дубов. Спорная версия «спорыньевого бреда» (галлюцинации от зараженной ржи) звучно вошла в журналы в 1970-х и так же звучно получила научную критику. Гораздо устойчивее выглядит другая связка: страх (многие девочки-обвинители были беженками из районов сражений во время войны короля Вильгельма), болезни и голод, тяжбы за землю, религиозная ревность, а еще — действия властей.
Стоило однажды допустить «доказательство тенью», как любой спор — о перегоне скота, о межевании поля, о налогах — мог стать вопросом жизни и смерти.
Есть и другие, тихие истории — в них не было костров, но была тюрьма. Четырехлетнюю Доркас Гуд посадили вместе с матерью, девочка вышла через восемь месяцев и, по воспоминаниям современников, так и не оправилась. Титубу держали в заточении почти год, пока неизвестный не заплатил за нее тюремные сборы — Пэррис платить отказался. Хроника Салема — это не только виселицы, а еще и длинные тюремные коридоры, грязь, болезни.
Город тоже учился говорить иначе. В 1992 году в центре Салема открыли Мемориал жертвам — каменные скамьи с именами и датами, вместо громких монументов — возможность сесть рядом и прочитать. В 2016 году историки окончательно подтвердили место казней — Прокторс-Ледж у подножия Галлоуз-Хилл. И через год поставили незаметный мемориал с видом на обычные дома. Салем не прячет свою историю, но и не превращает ее в аттракцион — баланс хрупкий, как все, что связано с чужой болью.
Все фото:
Public Domain
