В Аргентине тоже были свои ковбои. Только они предпочитали не револьверы, а украшенные серебром ножи, и пили не виски, а мате. Они прославились тем, что поучаствовали в революции и рождении танго. Их называли варварами и рыцарями пампы. Кровавый фатализм и дуэли по малейшему поводу создали им репутацию дикарей. Хотя, по сути, они просто были плотью и кровью тех мест.
Pictorial Parade / Archive Photos / Getty Images
Гаучо — пастухи XIX века, дети от смешанных браков белых беглецов и индейских женщин из самых непокорных племен. Живя в пампе, южноамериканской степи, они пасли и крали скот, ночуя под открытым небом. Вечные скитания по бескрайним просторам заставили их создать негласный кодекс. Честь была всем — важнее денег, важнее жизни. Пугающе вежливые, они хватались за нож при малейшем намеке на неучтивость. Неудивительно, что, когда началось восстание против колониальных властей, именно пастухи оказались авангардом революции. Вы не можете победить людей, которые не ценят свою жизнь ни на грош. Даже если они в основном вооружены кинжалами и хлыстами.
Самое восхитительное, красочное и точное описание гаучо оставил Чарльз Дарвин в своем труде «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“»:
«Их внешность заслуживает внимания — они очень стройны и красивы, но кажутся чрезвычайно надменными; многие из них носят усы и длинные волосы, вьющиеся по спине. Яркая цветная одежда, звенящие шпоры, ножи, заткнутые за пояс как кинжалы (в качестве кинжалов их нередко и употребляют), все это придает гаучосам характер, далеко не соответствующий названию гаучо, что значит поселянин. Вежливы они чрезвычайно: ни один не выпьет своего вина, не предложив вам отведать его; но даже тогда, когда гаучо отвешивает вам свой изящнейший поклон, видно, что он не прочь перерезать ваше горло, как только ему представится случай».
Museum of World Culture, Sweden
Разумеется, они славились как великолепные наездники. Про упавшего с коня говорили с недоумением — наверное, его подстрелили или свалил можжевеловый женевер. Гаучо не падает, гаучо не плачет, гаучо не смеется слишком громко, гаучо не хвастается количеством любовниц и кобылиц. Сейчас бы сказали, что в их среде царила токсичная маскулинность. Но в те времена цивилизованный мир (особенно в Буэнос-Айресе) грезил о них как об эталонных мачо.
Впрочем, их конные тренировки наводили ужас даже на современников. К примеру, вот упражнение марома: наездник прыгал с перекладины на несущуюся дикую лошадь или быка. Задача была — удержаться на спине, пока бык не издыхал, а лошадь не становилась послушной. Или печандо: двое на полном скаку врезались друг в друга так, что выпадали из седла. Продолжали действие, пока кто-то не выходил из строя или не уставал. Пиалар: гаучо накидывали лассо на ноги пролетавшей мимо на полной скорости лошади со всадником, часто травмируя коня, а кавалериста сбрасывая на землю. Все эти действия тренировали привычку людей к экстремальным скачкам в пампасах.
Еще более жестокой практикой были дуэли. Угрожающе вежливые и обходительные, гаучо, меж тем, по любому поводу вызывали друг друга на смертельный поединок. Равного противника пытались убить. Более слабого, куражась и демонстрируя превосходство, старались покалечить, рассекая лицо. Такие раны считались позорными (в отличие, например, от мензурного фехтования, где все наоборот).
Rijksmuseum
Так как нож был душой, фетишем и талисманом гаучо, его обильно и любовно украшали. Из-за нехватки качественной стали клинки изготавливали из обломков шпаг и сабель. Позже, когда европейцы наладили экспорт хозяйственных ножей, пастухи с радостью приняли их — правда, как боевые. Кухонные тесаки вычурно декорировались умельцами. Рукояти, как и ножны, покрывали серебром, на котором гравировали различные изображения.
Не менее экзотично выглядели еще две важные для поединков вещи: накидка-пончо, которую в бою оборачивали вокруг левой руки для защиты, и широкий пояс-тирадор, прикрывавший живот хозяина. Гаучо побогаче могли изготавливать пончо из дорогих тканей, а пояс покрывали серебряные монеты или украшения из металла.
Но регулярные поножовщины не единственное, что привнесли в культуру Аргентины гаучо. Они отличались большими поэтическими и музыкальными талантами. Любимейшим инструментом была гитара, на которой исполняли пайады — песенные импровизации. В пампасах тут и там можно было услышать эхо бескровных дуэлей певцов-пайадоров — puro floreo. Два исполнителя наигрывали мелодии, поочередно задавая друг другу вопросы в рифму. Такие поединки могли длиться по многу часов и заканчивались, когда один из участников не мог ответить. Скитания и стихи гаучо отразились в величайшей аргентинской поэме-эпосе «Мартин Фьерро» Хосе Эрнандеса:
Раз, через забор! В седло!
Поручил себя я Богу
И пустился в путь-дорогу,
Унося из этих мест
Боль мою, мою тревогу.
Век скитаться — вот мой крест.
И когда найдешь конец
Ты в кабацком шуме-гаме
С выпущенными кишками,
Ни молитв тебе, ни слез:
Будешь ты зарыт, как пес,
В первой придорожной яме.
Даже танго — самая главная ассоциация с Аргентиной — родилось благодаря гаучо. По одной из версий, танец появился из смешения элементов пастушьих танцев (немалую роль играла бравада с ножом) с негритянскими плясками и модной в XIX веке европейской музыкой. Привезенная из Европы гармоника бандонеон прекрасно легла на мелодии пайадоров.
Museum of Ethnography, Sweden
University of Edinburgh, United Kingdom
Не менее экзотичным увлечением гаучо было употребление мате. Он стал настолько популярен и окружен ритуалами, что возник целый язык чая. Например, если пастух заваривал мате вместе с кофе — он тем самым говорил, что обида забыта. Если с коричневым сахаром — «мы родня», с мятным бальзамом — «я недоволен», горький мате — «ты мне безразличен», сладкий — «мы друзья». Примеров и нюансов сотни. Вплоть до того, что с его помощью можно было довести ссору до дуэли.
Нищие, но свободные и чертовски модно одетые, лиричные и безгранично талантливые, брутальные и жестокие, гаучо — главный символ Аргентины и ее душа.
